Пепел Асгарда
Шрифт:
Бестелесные духи бродили по незримым тропам над головами, из тех, для кого ветры магии безвредны. Вечно голодные, вечно ненавидящие «воплощённых», их пустые голоса наполняли пространство вокруг змеиным шипением; за ними следом тянулись руки-щупальца существ, раскинувшихся на целых лигах и лигах, вросших в ткань Межреальности, хватающих и пожирающих всё, до чего могли дотянуться.
Райне, Одину и Яргохору не раз приходилось становиться спина к спине, отбиваясь от слишком рьяных добытчиков; меч Водителя Мёртвых производил настоящее опустошение среди тех,
Знакомо. Привычно. Чудовища, их тупой голод, свист клинка. Шипение и мокрый хряск разрубаемой плоти. Исполненный ненависти шёпот-шелест в ушах – духи алчны, но и трусливы, и с такими противниками предпочитают не связываться.
Раньше Райна легко позволила б себе соскользнуть в привычное упоение боем, холодное упоение опытного бойца, не теряющего головы, всё видящего и замечающего; сейчас же она могла думать лишь о душах, оставшихся невдалеке от Долины Магов. Они должны дождаться её, а она не имеет права медлить.
Райна препроводила в Валгаллу немало героев. Немало мужей, могучих и сильных, не в силах поверить, глядели на собственное тело, распростёртое на окровавленной земле. Немало воинов с изумлением взирали на лишившиеся плоти руки, сделавшиеся словно сотканными из лёгкого тумана. И они же потом с торжеством ощупывали себя, стоило им с валькирией ступить под своды Валгаллы, где под приветственные кличи других эйнхериев, встречавших нового собрата, их душа вновь одевалась плотью – правда, лишь здесь, в пределах Асгарда и воли великого Одина.
Но, проводив к Валгалле очередного эйнхерия, валькирия забывала о нём. Они походили один на другого, эти герои. Они были счастливы, их ждали пиры, поединки, охоты, неиссякаемые кубки пенной браги, громадное большинство из них отряхали прах былой жизни – они прожили недаром, Ас Вранов счёл их достойными своих залов! – а оставшиеся на земле вдовы и дети… что ж, им идти своим собственным путём.
И мало, очень мало кто с тоской опускал голову, отворачиваясь от пирующих и веселящихся сотоварищей по Валгалле, понимая, что их жёны, матери, сёстры, качавшие их в колыбели бабушки – отправятся в жуткие подземелья Хель.
Вырванные ею из когтей Чёрного Тракта души были совсем иными. Уже лишившись естества и сознания, беспамятные призраки со стёртыми лицами, безглазые, с одними лишь слепыми фонариками в вытянутых руках – они, как только заклятия валькирии вернули им воспоминания и личности, искали своих. Кто оказался в одиночестве – старался как-то помочь другим. Просто люди, не герои, не могучие воины.
И там, на опушке возле озерца, они стояли все вместе, единые в смерти, готовые ждать её, избавительницу. И Райна могла поклясться, что сейчас главное, о чём думали они все, – «как-то там мои без меня?..»
От этих мыслей альвийский клинок обретал смертоносность легендарного Мьёльнира.
Что-то было очень, очень неправильно в древнем Асгарде. Это не исправили ни Молодые Боги, ни Новые, отец прав. И она, валькирия Рандгрид,
…Утихал свист мечей, оставались бездыханные туши чудовищ или бесформенные обрубки ловчих щупалец. Всякий бой рано или поздно заканчивается, и тогда вспыхивает огонь лагерного костра.
Яргохор сидел, прямой и неподвижный, словно гора. Он ничего не ел и никогда не снимал шлема, говорил редко, краткими фразами и отмалчивался на все попытки Райны начать его расспрашивать.
Старый Хрофт, напротив, охотно пускался в разговоры. После Гнипахеллира, после освобождения душ Райной, Один, казалось, отбросил последние сомнения. Владыка Асгарда вспоминал былое, мелкое и даже мельчайшее, проделки Локи, частенько попадавшего впросак простодушного силача Тора, ревность Фригг, известную ветреность Фрейи, безнадёжную влюблённость Сиф в бога огня и прочее, прочее, прочее.
Один вспоминал ванов, их хитроумие и смекалку. Гномов, их трудолюбие и скуповатость, легкомысленность эльфов, людскую тягу к приключениям, гордость великанов-ётунов. Он словно задался целью лишний раз доказать, что возродить Асгард – возродить множество хорошего, светлого, достойного жизни, а не мрачного забвения.
Райна слушала, сама вспоминала что-то, а потом начинала рассказывать уже о собственных приключениях. Рассказать было что, одно Восстание Безумных Богов чего стоило!
Яргохор внимал её повествованиям молча, безучастно – впрочем, он всё время оставался таким. От молчаливой фигуры великана в островерхом шлеме веяло какой-то додревней жутью, хотя годами он выходил младше Райны. Впрочем, кто знает, где и как долго обитали Молодые Боги, прежде чем явиться в Упорядоченное?
В тот раз всё начиналось тоже с костра. Валькирия отыскала местечко почище, где не требовалось в каждый миг рубить нечто склизкое, шипящее, ядовитое и зубастое, Отец Дружин простёр руку – на голом месте вспыхнул огонь, огонь Асгарда.
Валькирия развязала тюк с провизией, поставили у огня. Как всегда, кивнула Яргохору, молча приглашая присоединиться; как всегда, молчаливый гигант покачал головой и замер, уставившись на огонь. На поверхности залившей прорезь высокого шлема тьмы отражались пляшущие языки пламени.
– А вот случилось у меня и ещё такое дело, – начала было Райна, но Водитель Мёртвых вдруг дёрнулся и вскинул руку.
Валькирия осеклась, меч мгновенно выпрыгнул из ножен.
Тихий шелест широких белых крыл. Огромная сова опустилась на самой границе света и тьмы, большие жёлтые глаза выжидательно глядели на путников.
Очень знакомая сова.
Райна оцепенела.
– Коль прилетела, то говори, – бросил Один. Он один не взялся за оружие.
Сова встряхнулась, покрутила круглой головой, раскрыла клюв – Райна готова была поклясться, что в ехидной усмешке. Расправила крылья, переступила здоровенными желтоватыми лапами, увенчанными острыми загнутыми когтями. Тигр Барра заворчал – новоприбывшая ему определённо не нравилась.