Пепел и крылья

Воджик Хельга

– Это обвинение, Клыкарь? – огрызнулась Ашри, возвращая украшение.

– Это приглашение на разговор. И я рекомендую его принять, – теперь в голосе Гравмола звенел металл.

Кайрин всё сильнее бил хвостом. Зверь уже не скрывал своего беспокойства. И стоило грифону подняться и в несколько прыжков, ощетинившись, встать рядом с элвинг, как пять наёмников в чёрных одеждах и масках, скрывающих лица, вышли из сумрака и окружили их. Ашри не заметила на их одеждах цветка Аббарра или белого пса, но в полумраке древнего храма ярко сверкало Зелёное Пламя, что разгоралось в ладонях каждого из незнакомцев.

Глава 8

Башня

Силы

Раз в тысячу лет пробуждается чёрный цветок, и город погружается в Бездну. И вновь на месте мёртвой пустыни, где песок смешивается с кровью, рождается жизнь. Белые стены возводятся снова и снова, чтобы тысячу лет процветали живущие за ними, пока не зазвучит Песня Чёрного Цветка.

Самый могущественный из ныне живущих чувствовал себя абсолютно бессильным. Вэл Тар Орму, первый в своём роде, золоторогий хранитель песков, несокрушимый боец, благословенный воин Интару склонился у ложа супруги и сына. В огромной руке биста маленькая изящная кисть элвинг казалась особенно хрупкой.

Вот уже два пробуждения Орта он не смыкал глаз, ища то, что в силах пробудить его сердце и душу. Они словно спали: золотоволосая красавица и их малыш Рибу. Казалось, моргнёшь, и вот они уже сонно откроют глаза, улыбнутся и бросятся к нему на шею. Но нет. Сколько Тар Орму ни моргал, ничего не менялось. «Мёртвый сон» – так назвали это врачеватели.

Орму закрыл глаза, воспоминание болью отозвалось в висках. Музыка всё продолжала звучать в его голове, и казалось, что из всех теней тянутся чёрные ветви. Сможет ли он когда-нибудь забыть эту сладкую мелодию и чёрную скверну, сковавшую в кокон тела его любимых? Он видел, как сталь рассекает тела, как льётся кровь друзей, врагов и его собственная. Но никогда прежде он не испытывал такой леденящий, сковывающий тело и мысли страх, как в тот миг, когда, сбросив мантию правителя Аббарра, он вошёл в белую комнату и увидел их. Кажется, это был поздний вечер, но в огромном окне не было видно звёзд.

Его душа Илламиль и его кровь Рибу были бледны. Они словно задремали, укутавшись в чёрный шёлк. Вот только сон этот был беспробуден. Сколько Орму ни звал их, они не открывали глаз.

Остальное было словно в молочном тумане. Будто душа Орму покинула тело и смотрела на происходящее издали, паря над белым ковром и золотой вышивкой софы. Псы Интару прибыли быстро. Ожидание растянулось в вечность. Мгновения жалили как демоны орхи.

Он сам, а может, Белый Пёс велел хранителям уничтожить шкатулку и изрубить чёрные ветви морока, выросшие из неё и опутавшие Илламиль и Рибу. Ину, или он сам, настоял на том, чтобы зеленоглазые псы теперь тенями стояли в покоях, наблюдая и охраняя спящих. Он не возражал. Часть его тогда тоже уснула. Он не скрывал своего горя и отчаяния. Он знал, что Белый Пёс не предаст, что вместе они найдут выход. Вот только страх уже разлил яд по его венам. Орму впервые в жизни испытал бессилие. А чувство это в душе того, кто обладает огромной властью, часто пробуждает злость. Бист был в ярости. Гнев, еле сдерживаемый, прорывался наружу в резких движениях и словах.

Он лично допросил прислугу и стражу, отдал приказ обыскать все углы башни. Всё оказалось тщетно. Орму был готов перевернуть весь город, но и тут богиня отвернулась от него, позволив Мэй наслать на Аббарр орхмантиру.

Тар Орму бросил взгляд в окно. Впервые песок заглянул в покои Илламиль. Ни разу на его памяти орхмантиру не достигала такой высоты. А если элвинг проснётся и увидит его? Бист знал, что она не любит пустыню, хоть и ни разу не обмолвилась об этом ни единым словом.

– Прости, цветок сердца моего, сегодня не доставили белых лилий. Всё непогода, – шептал он. – Но как только уляжется буря, я кину к твоим ногам белое море. Ты главное просыпайся, душа моя, хватит спать.

– Ваше могущество, – на плечо биста легла рука. – Орму, друг, сидя у её ложа, ты не поможешь им вернуться.

Тар Орму взглянул на старого друга. Он

не заметил, как вошёл Хранитель Башни Силы. А может, Белый Пёс Ину всё это время был тут?

– Ты прав, мой друг, прав, – Орму мотнул головой, прогоняя усталость и слабость. Голос его обрёл силу, и правитель Аббарра поднялся с колен, обернулся, сверкнул глазами и спросил: Их нашли?

– Да, – кивнул Пёс. – Не уверен, что это их вина, но возможно, в них наше решение.

– Да поможет нам Интару. А скверна? – Орму принялся мерить шагами комнату. – Что про неё говорят древние книги?

– Сведений крайне мало, а те, что есть, больше похожи на сказку о борьбе Интару и Хаоса.

Орму остановился. Взглянул в лицо Ину.

– Я готов отдать свою душу за их, – бист перевёл взгляд на супругу с сыном, и у него заходили желваки.

Ину сделал шаг вперёд, встав между правителем Мэйтару и его семьёй:

– Но я не готов принести в жертву Аббарр, – лишь Белый Пёс мог перечить самому могущественному тхару в кольце Энхар, а может и за их пределами. Он мог подвергать слова властителя сомнению не только как его друг, но и как правая его рука, сжимающая разящий клинок Пламени Интару.

– Орму есть город, а город без души обречён на смерть. Не забывай, друг, прежде всего ты – Правитель. И печать, что ты носишь на груди – знак того, что жизнь твоя больше не принадлежит тебе, а служит благу Чёрного Цветка Мэйтару.

Я есть Орму, время и сила, и мне решать, когда цвести, а когда увядать Аббарру

Орму набрал полную грудь воздуха и выдохнул.

– Ты прав. И тот, кто покушается на мою семью, покушается на Аббарр. Рог Скорби пропел, и, как только уляжется песок, мы найдём врагов и очистим город от них.

– А если наш враг – время? И просто вышла наша тысяча лет?

– Не сегодня. Я есть Орму, время и сила, и мне решать, когда цвести, а когда увядать Аббарру.

Её не заковали в кандалы и даже не забрали оружие. Все действительно выглядело как дружественная прогулка, не считая двух наёмников впереди и двух сзади. Она всё так же шла рядом с Клыкарём туннелем, что извилистой змеёй пролегал под городом. Или внутри белых стен. В этом она не была уверена. Вот только теперь шли они в молчании – гнетущем, липком, тягостном. Ашри не смотрела на Грава, но чувствовала его взгляд на себе. Первое время она изо всех сил следила за дорогой, старалась запомнить детали, которые выхватывало из мрака Зелёное Пламя, горевшее над ними в виде плывущих шаров. Девушка упорно гнала непрошеные мысли, ставя барьер между прошлым и настоящим. Пусть ещё немного в голове кружит песчаная буря, а во рту остаётся вкус жареных горми, ведь когда это исчезнет, то вокруг будут лишь руины былого и горький привкус разочарования.

Эти коридоры не были похожи на тоннели, по которым они пробирались в приют. Ашри всё больше убеждалась, что белые стены лепестков города были полыми, и небольшие отряды стражи перемещались по ним в проблемные кварты, не вызывая дополнительного шума, не привлекая нежелательного внимания.

Всего наёмников в храме оказалось шестеро. Помимо тех пяти, ещё один прятался на галерее. И вдвоём с кайрином они бы запросто справились с ними. Или нет? Когда в их глазах пробудилось пламя, Ашри уже не была уверена в победе, а рисковать жизнью пернатого друга она не собиралась. Сейчас, следуя по лабиринтам коридоров, она то и дело бросала взгляды на стражей. Все они были в капюшонах, одетые в чёрное, с масками, закрывающими нижнюю часть лица – безликие, одинаковые, как хранители Врат. Вот только от них веяло не покоем, а опасностью. У каждого явно была не первая ступень посвящения. Ашри видела это по непрерывному зелёному свету, льющемуся из их глаз, по мгновенному контролю над формой огня. Ни один из них не вымолвил и слова. И ни один из них не возразил Клыкарю. Кто же ты на самом деле, Гравмол Прави?