Пепел и страховой бес
Шрифт:
– Мне жарко, – рука так и оставалась занесенной над телефоном, – а Настя…
– Анастасию необходимо разъяснить, – строго произнесла Серпухова, будто выступает на партийном собрании.
– Да… После… Где тут у меня… Мне необходимо работать… Сейчас, я соберусь… С Кублановским разобраться просто необходимо…
Селезень-Лапицкий глубоко вздохнул, склонился над столом, голова его медленно опускалась к коленям.
– Валентин Владиславович, – позвала очень довольная собой Серпухова. Сейчас ей даже не жаль было денег, причем, не денег,
Председатель не отвечал. «В ящиках что-то ищет?» – прикинула Елизавета:
– Валентин Владиславович! – «Или ревет там под столом?», – презрительно поджала губы она. Елизавета, безусловно, чисто женской интуицией догадывалась, что отношения Селезня-Лапицкого к Павловой несколько выходили за рамки делового общения.
Председатель оставался недвижимой глыбой.
– Да послушайте! – нетерпеливо выкрикнула Елизавета и, перегнувшись через стол, толкнула Валентина Владиславовича в плечо. Тот как-то вяло поддался и медленно, тяжело сполз на пол.
– От черт…
Лицо партийного босса отсвечивало светло-синим, рот оставался приоткрыт, остекленевшие глаза бессмысленно пялились в никуда.
На заре туманной юности Елизавета Серпухова успела отучиться целых три семестра в медицинском училище, и клиническую смерть определила мгновенно. Странное состояние, всегда пугавшее Елизавету какой-то особой мистичностью: почему-то вспомнилась лодка, на которой античный Харон перевозил клиентов через Стикс в Царство мертвых. Путь от гаснущей жизни к биологической смерти, когда все внешние проявления жизни отсутствуют, но даже в более ранимых тканях, прежде всего в мозге, необратимые изменения еще не наступили.
Теоретически у нее есть пять минут, чтобы вернуть Селезня-Лапицкого к жизни. Она опустилась на колени сбоку от председателя. Проверила пульс на сонной артерии. И – поднялась с колен. Засекла по часам время. Не так уж тяжело находиться в одной комнате с полутрупом, в анатомичке и не на такое насмотришься: первый день блюешь от запаха гнили и вида вязко вытекающей из разрезов флегмы, к концу недели – ничего, в перерыве уже жуешь домашние бутерброды с колбасой, а после перерыва еще и дожевываешь.
Для верности Елизавета выждала не пять, а все пятнадцать минут. Паниковать оснований не нашла, голова ее была занята лихорадочным просчетом ситуации – какие дивиденты можно извлечь из того, что председатель, как говорилось на Руси, внезапно «помереть изволили».
Наконец, напялив соответствующую моменту трагическую мину на фейс, Серпухова бросилась к выходу из кабинета, на половине дороги остановилась, вернулась к столу, развернула к себе магнитофон и вытащила из деки кассету. «А насчет „Похоронного марша“ покойник как в воду глядел», – с невесть откуда взявшимся злорадством подумала Серпухова и выбежала в приемную. И тотчас от испуганного воя Юли завибрировали оконные стекла по всему этажу.
Елизавета же прагматично отдала распоряжение насчет скорой. «Вообще, по совести,
Площадка второго этажа не являлась особо удачным наблюдательным пунктом из-за образовавшейся мертвой зоны, но и оттуда было роскошно видно, что торпеды взяли Пепла в тиски, окружив со всех сторон, опытно заняв крыши по методу зачистки – «сверху-вниз», чтобы вытеснить из здания. Чтобы клиент не укрепился на верхних этажах и не ломанул по крышам. На виду продолжало мельтешить человек пять, но сколько их всего?
Запахло сигаретами, Пепел выпрямился. Неужели дорогие гости не секут, что табачный дым можно унюхать даже за сотню метров, им что, в детстве мама курить не запрещала? В пролете смежного помещения возник первый посетитель, европейский ширпотребный брюнет с тонкими усиками и похожим на игрушку «Узи». Можно снять его хоть сейчас, благо, брюнет не фиксировал Пепла, да шум поднимать рановато – голос «Магнума» трудно с чем-то спутать.
Сергей подобрал осколок пивной бутылки. Старый прием, но европеец на него клюнул, метнувшись в сторону, где предательски брякнуло.
Короткими и мягкими, почти по балетному неслышными шажками перебежав к косяку двери, Пепел изловчился и, держа дуру обеими руками, в один миг настиг брюнета со спины. Рукояткой замахнулся по затылку, но не такими уж бесшумными оказались шажки, брюнет дернулся, удар пришелся на плечо. От боли гость не смог закричать. Но выучка была железной, и противник, сориентировавшись, что не успевает сдернуть предохранитель, захватил свой «Узи» так же как Пепел, отскочил на шаг и наметил штыковой удар в горло.
Теперь уже Пепел лоханулся, попавшись на простую уловку и дернув ствол вверх, и получил сильнейший удар в живот.
Здесь реакция сработала: Сергей задержал дыхание, и удар не получился вырубающим. Пепел согнул колени, опустил руки, будто корчась от боли, усатик занес «Узи», чтобы оглушить ударом в висок. Изловчившись, Пепел рубанул рукояткой по голени. Хрустнула кость, «Узи» брыкнулся поодаль и уехал, весело гремя по ступенькам вниз, как экскурсионный трамвайчик в Сиднее, а вражина даже не пискнул.
Наплевав на болевой шок, противник не собирался сдаваться. Его рука дернулась в сторону заднего кармана. Подскочив к врагу вплотную, Пепел скользнул левой ладонью под согнутую руку брюнета, и, пропустив руку поверх его трицепса, соединил руки вместе, захватывая кисть. Завершающее движение – резкий поворот туловищем вправо. Усатик беззвучно закричал и осел на переставших держать тело ногах, пытаясь сотворить руками некий знак на языке пальцев – вот удача – оказался немой! Не теряя времени, Сергей добил первенца четким тычковым ударом рукояти в горло.