Пепел и страховой бес

Чубаха Игорь Викторович

При последнем уточнении Сергей поморщился:

– До новых встреч.

– В Третьем городском центре по переливанию крови. Их похищали не для боеых отрядов «Триады»…

Пепел на секунду застрял в дверях:

– Спасибо, если это правда, – и был таков.

На экране Сара Конор с подружкой под вечерний макияж обсуждали своих парней. А Анастасия Павлова, уткнувшись носом в подушку, глотала слезы.

* * *

– Слушай, подруга, если ты не против… – издалека начал Пепел, и Таня тут же решительно его оборвала:

– Давай

к делу. – Она бодрилась, но ступала, старательно минуя подошвами трещины в асфальте, словно на это загадала.

– А что, так тянет действовать? – Сергей все еще сомневался, втягивать ли случайную подругу в расклад.

– Почему бы нет? – распрямила морщины на лбу Танька, – сидишь тут, киснешь. А мне кажется, ты что-то интересное надумал?

– Да так, – неопределенно ответил Пепел, – фигня, разведка даже без боя.

Набитый расплющенными часпиковскими пассажирами с горкой трамвай задребезжал на повороте, в тесноте, да не в обиде. Сырой ветер лизал Сереге тщательно выбритые скулы. Ожогов проветрил свои глаза созерцанием уличных перспектив, заодно скосился на витрину, не маячит ли на хвосте кто излишне любопытный – чисто. Таня сделала разочарованную мину.

– Впрочем, как пойдет, – с усмешкой успокоил Пепел, – твоя задача проста до омерзения. Надо покрутиться рядом с донорским пунктом, заглянуть туда, просечь, что к чему, и свалить. Тебе понятно? Сразу – свалить!

– Да ясно, ясно, – нетерпеливо перебила Таня, – готова к труду и обороне. Но все-таки, с рукопашным боем было бы круче.

– Что, фильмов со Шварценеггером насмотрелась? – заявил Пепел с сомнением, заметив, как загорелись у Тани глаза.

– Не, со Стивеном Сигалом. Меня так впирает!

– Что-то я начинаю опасаться за успех нашего предприятия, – Пепел вздохнул: видать, от Сигала ему никуда не деться.

– Не ссы, лягуха, болото будет наше. На меня можно рассчитывать. Мне все по фиг.

– То есть?

– Ну, – она неопределенно пожала плечами, – наверное, это попер суицидальный комплекс. Один крутой астролог утверждал, что у меня какой-то черный квадрат рисуется, который на склонность к суициду указывает.

– Круть, – с сомнением скривился Ожогов.

Пятерка кленов, выросшая в дворике-тюрьме, еще сохранила по пучку ржавых листьев у самых верхушек и в таком прикиде походила на панковскую тусовку.

– Нормально. А чем мне оценки по психологии выдавать, ты покажи лучше, где этот твой пункт с кровососами, – продолжила Таня.

– Да почти пришли. Вон, за углом.

– Так… Приветствую тебя, укромный уголок… Однодневная оплачиваемая путевка, как раз успеешь написать очерк…

– Никаких однодневных путевок! – рявкнул Пепел, – три минуты – не больше!

Этот безыскусный наезд не произвел на Татьяну ни малейшего впечатления:

– Ну, поплыли. Пожелай мне удачи в бою.

Сил спорить с ней у Пепла не осталось.

Таня достала из кармана бежевой куртки зеркальце «типа Кристиан Диор», приподняла подбородок, посмотрела на себя снизу-вверх, по модельному, и, похоже,

осталась довольно увиденным.

– Коси под дуру, – посоветовал Пепел, наблюдая за Таниными приготовлениями и понимая глубинную разницу между мужчиной и женщиной. Потихоньку-помаленьку эта безбашенная подружка начинала ему нравиться.

– Попробую, – пообещала Таня и пошла к ничем не примечательной двери «Банка крови» – во всяком случае, никаких сейфовых замков там не было. Взялась за длинную кованую ручку – дверь оказалась открытой.

– Тяжелая, выдра, – пропыхтела Таня, ухватилась обеими руками и с силой потянула на себя, – е мое, я ведь женщина слабая, беззащитная…

На такие прямо чеховские мольбы дверь поддалась. Таня очутилась в холодном холле, явно на скорую руку облепленном жидкими обоями противного сиреневого цвета. В холле стоял стул с забытой, обернутой в газетную бумагу книжкой. Влево тянулся широкий коридор, по которому Таня, ничтоже сумнящеся, и направилась. Коридор вывел в нечто среднее между офисом и залом-каталогом библиотеки имени Маяковского. В углу стоял точно такой же стул, как и в холле, но этот был занят раскормленным и раскосым амбалом. Двое его собратьев по нации стояли напротив и вели степенную беседу на языке «сунь-чунь-в-янь». При появлении Тани беседа оборвалась.

– Ничего, ничего, мальчики, продолжайте, – певучим голоском протянула Таня, беззащитно улыбнулась и сделала попытку просочиться в следующую комнату.

Охранники смотрели недоуменно, даже тупо. Их явно китайские физиономии любительнице экзотики Танечке больше всего напоминали хэлоуиновские тыквы.

– Мне бы поговорить надо с кем-нибудь из медперсонала, – ласково объясняла Таня, протискиваясь бочком, по стеночке, – лучше с врачом, но можно и с дежурной медсестрой…

Китайцы переглянулись. Один, кажется, сообразил, и указал на висевшие между шкафами круглые часы, почему-то с эмблемой «Зенита».

– То есть? Прием, что ли, закончен? Но вы поймите, мне надо… Срочно… Я могла бы зайти завтра, но не знаю, когда буду свободна – может быть, в четыре часа, хотя не уверена, возможно, в пять, потому что пять – это после четырех и это – конец рабочего дня, хотя я бы могла завалиться и в три, потому что все-таки пять – это конец дня, а три – середина, и перед тремя часами, кстати, есть два, то есть четырнадцать ноль-ноль, и может, нет необходимости приходить в три, если можно придти в два, и это будет раньше пяти и четырех, то есть два вместо трех – тоже решение…

Китайцы безучастно прослушали затяжной бред. Таня их молчание истолковала по-своему.

– Я… я пройду, ладно?

Таня быстро зашагала к двери. Самый невысокий из китайцев встал в проеме волнорезом.

– О, какой широкий, – восхитилась Таня, и кокетливо провела окольцованным указательным пальцем по охранниковскому предплечью. Китаец проследил за скользнувшим по ярко-вишневому ногтю бликом. Тем временем второй довольно бережно взял Таню за локоть и развернул к выходу.

– Не писай в кофе, мужчинка.