Пепел к пеплу (сборник) -
Шрифт:
После его ухода на Сирила было жалко смотреть – мрачный, бледный, он никак не мог взять себя в руки. Наконец он объявил, что у него разболелась голова, и поднялся к себе. Полковник захотел снова побеседовать с доктором Беллом о здоровье своей жены, а я отправился в библиотеку, чтобы узнать, в какой компании оказалась моя статья, и время до обеда для меня прошло очень быстро.
Я только обрадовался, когда увидел, что никто из «остроугольного треугольника», если пользоваться выражением доктора Белла, к обеду не пришел; и пожалел, что совместного ужина все-таки не избежать.
Когда
И даже когда растерянный дворецкий доложил, что Элис на причале нет, я не слишком встревожился, в отличие от Сирила. Он решил убедиться и сам отправился на причал. Через зеркало в холле он подтвердил, что Элис здесь нет, и показал пустое кресло со смятой накидкой и раскрытую книгу на досках причала.
Уже начинало темнеть, и полковник быстро организовал из нас некое подобие поисковой партии. Только доктор остался с миссис Бартон, потому что ее состояние внушало Беллу серьезные опасения.
Вышло так, что в самом начале поисков я подвернул лодыжку и вынужден был вернуться домой – и это незначительное происшествие сделало меня свидетелем чрезвычайно странных поступков Белла.
…Миссис Бартон, устав от волнений, спала на кушетке в гостиной; а доктор Белл, когда я постучался к нему, вышел не из своей комнаты, а из комнаты Сирила Бартона!
– Джозеф! Что вы здесь делаете? – не удержался я.
– Осматриваюсь, – невозмутимо ответил доктор и снова скрылся в глубинах комнаты.
Подстегиваемый любопытством, я вошел следом за ним. Доктор Белл быстро открыл и закрыл ящики стола, поворошил костюмы в одежном шкафу, открыл потрепанную дорожную сумку художника, пролистал его записную книжку, где я мельком углядел ряды рифмованных строчек, переставил мольберт, чтобы рассмотреть его со всех сторон, вырвал один лист из брошенного на стул блокнота с набросками…
Двигался он быстро и точно, как во время операции, с такой же сосредоточенностью и уверенностью в собственных действиях, что я не сразу решился запротестовать.
– Зачем… – начал я, но доктор Белл меня оборвал:
– Тише, Артур, вдруг миссис Бартон, несмотря на лауданум, проснется, а мне нужно осмотреть еще три комнаты.
– Это чьи же? – от возмущения я снова обрел дар речи.
– Хатчера, полковника и мисс Лайтинг. Идемте скорей! – он нетерпеливо потянул меня в коридор. Как загипнотизированный, я следовал за ним.
Комнату Хатчера он осмотрел так же быстро и тщательно; прочитал стопку листов у пишущей машинки, повертел в руках лекарство от насморка, но особое внимание он почему-то уделил туфлям и трости хозяина комнаты.
– Взгляните, Артур, – протянул он ее мне, – это та же трость, что была у него утром?
Вначале я хотел ответить отрицательно, потому что вместо массивного серебряного шара набалдашником теперь служила голова орла; но сама трость, с незакрашенным, естественным рисунком
– Кажется… – неуверенно начал я, но Белл уже аккуратно вернул ее в прежнее положение и отправился в спальню полковника.
Там царил идеальный порядок вкупе со спартанской обстановкой, стены украшали карты Британской империи в обрамлении разнообразного холодного оружия. Доктор Белл недолго там задержался, но его дотошность дошла до того, что он стал на четвереньки и вытащил из-под кровати стоптанные комнатные туфли и заодно раскрытый экземпляр книги мисс Лайтинг.
В комнате самой мисс Лайтинг мы пробыли дольше всего. Она еще не разбирала вещей, и Белл без малейшего стеснения распотрошил ее новую дорожную сумку модного в этом сезоне лимонно-желтого цвета, добывая из нее платья, книги, косметику, массажные щетки, бутылочку масла для кожи, старенькое коннект-зеркальце в поцарапанной оправе, музыкальную шкатулку, недорогой массивный браслет ядовито-синего цвета с вырезанными на нем рунами воды и воздуха, одну изящную серебряную сережку, щетку для волос и прочие женские мелочи. Мне неловко было смотреть, с какой бесцеремонностью Белл осматривает комнату мисс Лайтинг, и я дал себе слово добиться от него объяснений.
Но, едва мы вышли в коридор, как послышались шаги возвратившейся поисковой партии. С надеждой мы спустились к ним, но мисс Лайтинг среди них не было.
Следующий день был заполнен надеждой и страхом, а вечером пришло сообщение, что ниже по течению из реки выловили изуродованное тело мисс Лайтинг. Наутро в поместье прибыла полиция для допросов.
Полицейские, выискивая улики, сновали повсюду, но особенно много их было возле причала.
Глава полицейских, инспектор Дженкинс, собрал нас всех в холле, чтобы сообщить, что на затылке мисс Лайтинг обнаружили след удара. Хозяева дома подтвердили, что все гости, в том числе и мисс Лайтинг, знали о разъяренном кельпи.
Дженкинс подытожил, что мисс Лайтинг, по всей вероятности, сперва оглушили, а затем сбросили в воду, чтобы там ее растерзал водный дух.
Поверить в это было неимоверно трудно – я так и заявил на допросе. К сожалению, в ходе беседы я вынужден был рассказать про «остроугольный треугольник» – точнее, подтвердить слова самого Дженкинса, которого уже кто-то из слуг успел ввести в курс дела. Также мне пришлось признать, что надежного алиби нет ни у Хатчера, ни у Сирила, ни у меня самого. Любой за тот долгий день мог выбрать момент, чтобы прийти на причал… И осознание этого факта угнетало меня больше всего. Неужели кто-то из них двое в гневе мог… Но кто из них?
Этот же вопрос я задал доктору Беллу, и заодно потребовал объяснений.
– Неужели, когда Элис не пришла к ужину, вы уже догадались…
– Я был уверен в том, что это не простое опоздание, – кивнул Белл. – Но я был бы рад, если бы мое предчувствие не оправдалось. Видели бы вы свое лицо в тот момент, когда я вышел из комнаты! С вас можно было ваять статую Праведного Негодования!
Я только покачал головой.
– Но вы хоть что-нибудь узнали? – спросил я без особой надежды.
– Да, – ответ упал, словно камень в колодец.