Пепел Марнейи
Шрифт:
Поломойка из Школы Магов, кряжистая краснолицая тетка с заплывшими глазами-щелками. Из тех невезучих, кто наделен малой толикой магического дара, недостаточной даже для самой скромной колдовской практики. Из нее вышел толк по другой части: тайная надзирательница и наушница, с точки зрения преподавателей – бесценный помощник. Видимо, эти таланты проявились рано, и когда обнаружилась ее непригодность касательно волшебства, девчонку оставили при школе прислугой. Теперь ей было за сорок, она закладывала за воротник и не отказалась пропустить с Тибором по стаканчику полынной настойки в «Каменном башмаке».
Риса она помнила. Во-первых, тот
– Я вам скажу, сударь, магия в нем была, – дыша на Тибора чесноком и полынью, доверительно сообщила поломойка. – Только наружу не выходила. Запертая магия, понимаете? Я это чувствовала, я же хоть на малость, но тоже ведьма. И вот что удивительно, сударь, все его любили. Или, можно сказать, почти все. Вы же знаете, в таких заведениях, как наша школа, дети друг дружке волчата, но его не мучили, хотя он был совсем не боевой. Если кто-то начинал его обижать, всегда находились заступники. Магия, которая в нем жила, привораживала, как чудесная музыка, понимаете, о чем я, сударь?
Тибор понимал, о чем она. К сожалению… Десять тысяч рафлингов, прощение всех прошлых и трех еще не совершенных, а он, как последний идиот, тянет время.
Расчувствовавшись, женщина шмыгнула носом и добавила:
– Даже я, бывало, угощала его конфетой или яблоком, без корысти, единственно по своей неистраченной доброте! Ох, жизнь наша тяжкая…
И протянула покрытую цыпками загрубевшую руку к бутыли с горькой настойкой.
Оставив ее наедине с выпивкой, Тибор выбрался из трактира на свежий воздух. День выдался ясный, подсохшие пыльные улицы выглядели удручающе серыми, пусть их и оживляли дрожащим блеском спицы экипажей, оконные стекла, посеребренные шпили, витрины богатых лавок, сверкающие грани сонных хоромин.
Некто в бесформенном болотном плаще тащился за ним, то исчезая в энергичной полуденной толкучке, то опять выныривая на мгновение-другое. Один из посетителей «Каменного башмака» вышел следом.
Тибор ускорил шаг, свернул за угол, потом в подворотню, загроможденную каким-то хламом, словно здешние жители готовились к осаде. Затаился у стены, за штабелем ящиков, воняющих гнилым луком. С тех пор как ввели «мусорную подать», горожане как только не изощряются, лишь бы не вывозить отбросы на свалку за Белой стеной, окружившей разросшуюся столицу полвека назад. Потихоньку подсунуть мусор в чужой двор – дежурная шутка, давно уже не смешная. Судя по количеству ящиков, на этот раз от протухшего товара избавилась солидная овощная лавка или перекупщик, придержавший лук до весны и обманувшийся в расчетах.
Преследователь топтался в просвете, изображая сомнения в номере дома. По характерным движениям, мнимо неуклюжим, и по выпирающему из-под нахлобученного капюшона расплывшемуся подбородку, покрытому неряшливой белесой щетиной, Тибор признал Шостаса Падальщика. Тот заработал свое прозвище, потому что отличался скверным обыкновением пристраиваться к напавшим на след собратьям по профессии: выжидал, когда коллега сделает дело, после чего наносил удар, присваивал добычу и получал с заказчика плату. Тибора он еще ни разу не оставлял в
В подворотню осторожный Падальщик не полез, а Тибор пересек проходной двор, вышел через противоположную арку и углубился в путаницу грохочущих, сверкающих, кишащих народом булыжных улиц. Было искушение прирезать Шостаса, но… Мало ли, как все повернется, вдруг и Падальщик окажется полезен?
Мунсырех, тролль-шаман, развеял его подозрения:
– На тебе нет приворота или других похожих чар. Твои амулеты не пропустили бы такие чары. И Рис не колдует, этого нет. А что есть, я не знаю, как назвать.
– В нем присутствует магия, так? – подсказал Тибор, вспомнив слова поломойки.
– И магия тоже. В нем бездна, – Мунсырех задумчиво покачал тяжелой чешуйчатой головой.
– Как у его светлости герцога Эонхийского?
– Иначе. Бездна герцога – это жадная пустота, а у него там звезды, деревья, озера, пение ветра над морем, цветы под дождем и еще много-много красивого. И спрятанная рана, из-за нее Рису нельзя стать шаманом.
– Что за рана?
– Плохая рана. От черного колдовства. Если он начнет шаманить, его сила скоро утечет, как через пробоину, и ему надо будет долго отдыхать, чтобы восстановить таонц. Он с этой раной родился. Может, сделал что-то очень скверное в прошлой жизни, и теперь ему воздается.
Часть этих соображений Тибор уже слышал, но тролли не любят, когда их перебивают. Дай высказаться и только потом, улучив момент, закругли разговор или переведи на другую тему. Команда из троллей по надежности ни в какое сравнение не идет с человеческой шайкой, но надо уметь с ними ладить.
Бывшая горничная из дома Сарабтенов. Она сменила хозяев четыре года назад и о своем прежнем месте рассказывала такое, что не всякий бы ей поверил. По ее словам выходило, что приемыша там регулярно истязали на глазах у детей, чтобы отвратить их от шалостей и склонить к послушанию.
– Господина Сарабтена за это боги покарали, – закончила девушка, серьезно глядя на Тибора. – Однажды что-то злое вцепилось ему в руку, крови было по всему коридору… Он так и остался криворуким, хотя сделал приношение Кадаху и заставлял всех нас молиться о своем исцелении.
Сам господин Сарабтен. Если остальным собеседникам Тибор платил за информацию, то сейчас отрекомендовался чиновником из Надзора за семейным добронравием – замшелой службы, о существовании которой мало кто знал, учрежденной кем-то из королей позапрошлого века. Служащие Надзора получали скромное, но твердое жалованье и ежегодно писали отчеты о том, как традиционные всенародные праздники способствуют укреплению семейных уз, больше с них ничего не требовалось, и отчетов тех никто не читал. Тем не менее предъявленный Тибором жетон произвел на Сарабтена впечатление.
Солидный преуспевающий эонхиец. Сама благопристойность в лице крупного, в меру обрюзгшего мужчины с честными глазами и твердым, самую малость настороженным ртом. Впечатление портила правая рука: движения неловкие, пальцы слегка скрючены, из-под накрахмаленной манжеты виднеется рваный рубец.
– Это бешеная кошка, сударь, – заметив взгляд собеседника, объяснил Сарабтен.
– У вас дома взбесилась кошка? – поинтересовался «чиновник», которому понадобились для переписи сведения о судьбе Ристобия Сарабтена, пасынка этого почтенного господина.