Пепел на ладонях
Шрифт:
— Кажется? — прищурился Иван, и его взгляд стал тяжелым и угрожающим. — Я тебе сейчас помогу вспомнить.
Он вытащил из-за пояса нож. Поднес его к лицу парня, провел лезвием по щеке, оставляя тонкую красную полоску. Потом одним движением отрезал мочку уха.
— Говори точно. Или я вырежу из тебя правду. Буквально.
— Да была, сука! — закричал парень, сорвавшись на поросячий визг. — Была, блядь, говорю! Я видел её! Находился тогда, когда её взяли! Но я точно не помню,
— Адрес?
— Я… Я…
Лезвие ножа вновь полоснула плоть, отрезая другую мочку.
— Красная, 36! — прокричал тот.
Его глаза были полны ужаса. Похоже, он только сейчас понял, что может умереть.
— Улица Красная, дом 36! Трехэтажный особняк, высокий забор! Днем там… десять рыл! Ночью… пятнадцать! С автоматами! Мамой Клянусь!
Иван молчал, глядя на пленника своими холодными, немигающими глазами. В его взгляде не было ни жалости, ни сочувствия, лишь ледяная решимость. Он медленно отступил на шаг, убирая нож.
— Ну вот и славно, — произнес мужчина ровным голосом. — Теперь ты мне больше не нужен.
Парень облегчённо выдохнул. Он был уверен, что худшее позади. Что сейчас его отпустят. Он уже видел себя свободным, бегущим прочь от этого жуткого места... Человека. Но он ошибся.
Иван шагнул вперед, схватил пленника за подбородок и резко дернул голову. Раздался хруст ломающихся костей. Глаза бандита закатились, тело обмякло и безвольно повисло на колючей проволоке.
* * *
Резиденция располагалась в бывшем здании администрации. Это был массивный дом с колоннами, окружённый высоким забором с колючей проволокой. У ворот круглосуточно дежурили вооружённые люди, а на крыше виднелись снайперы.
— Дядя Ваня, как мы туда попадём? — спросил Вовка, когда они в очередной раз наблюдали за домом из-за угла соседнего здания.
— Пока не знаю, парень, — честно ответил Иван. — Но вход есть всегда. Надо только найти слабое место.
Он провёл ещё несколько дней, изучая распорядок охраны, маршруты патрулей и привычки Шрама. Тот появлялся на балконе каждое утро, осматривая свои владения. Его фигура, высокая и подтянутая, выделялась даже на расстоянии. Лицо, изуродованное шрамом, который и дал ему прозвище, было холодным и непроницаемым. Иван понимал, что этот человек не из тех, кто оставляет шансы своим врагам.
Но к счастью, проникать внутрь так и не пришлось. В конце недели, блуждая по базару, Иван наткнулся случайно на Юлю, которая шла неспешно, разряженная, словно кукла на ветрине, разглядывая товары. За ней следовал боец со свирепым видом. Девушка также заметила мужчину, но её лицо осталось равнодушным. Хотя, на секунду и проявилось удивление. Взглядом она показала на переулок, говоря без слов. Затем, повернувшись к своей охране, что-то приказала, после чего
— Пять минут, не больше, — прошептала она, прячась за покосившимся ларьком, где когда-то делали шаурму. — Боже, я думала, ты погиб! А Вовка? С ним что?
— Жив. Ждет… нас. Хватит слов. Вон там проскочим, за угол — и на проспект.
Юля резко покачала головой, словно отгоняя наваждение. Глаза сразу потухли, взгляд уперся в грязную землю.
— Я… я не могу. Пойми!
Иван смотрел на нее, как на безумную, не понимая.
— Что значит не можешь? Этот горилла ушел!
— Господи, Ваня, ну открой глаза! У меня здесь все есть! Тепло, еда, одежда… Я ни в чем не нуждаюсь! Слышишь? Ни в чем!
— Что ты несешь?
— Да то и несу! Ты же не маленький, понимаешь, как тут все устроено…
— Ты с ним спишь? — резко бросил Иван, прожигая ее взглядом. — Я слышал, у Шрама целый зверинец.
Юля нервно пожала плечами, избегая его взгляда.
— Какая разница? Да, может, я и одна из многих, но… но зато моя жизнь вернулась! Почти как раньше!
— А твой брат?
Она облизнула накрашенные, неестественно яркие губы, оглянулась, не возвращается ли охранник.
— Я… я пыталась с ним говорить! Он слушать не хочет! Я просила его отыскать брата, но… ничего не выходит.
Иван молчал. В горле застрял ком. Теперь он понимал, как был глуп, затевая эту вылазку.
— Я… я могу… Я хочу, чтобы вы с Вовкой остались здесь! Я буду вас навещать… тайно! Помогать! У меня теперь… у меня теперь все есть!
Мужчина смотрел на нее… не с укором, не с обвинением, а с какой-то щемящей, вселенской грустью. И от этого Юле стало еще хуже. Слова лились из нее потоком, бессвязные обещания, которые и она сама понимала, пустой звук. Ложь самой себе. Наконец, задохнувшись, она замолчала, опустив голову, словно провинившаяся школьница.
— Завтра… до полудня… мы уходим из этого города, — прошептал Иван, с трудом разлепляя пересохшие губы. — Если передумаешь… приходи к тому месту. Где тебя забрали.
— Куда вы? К морю?
Он кивнул, не глядя на нее.
— Да. Все по плану.
Больше говорить было не о чем. Мужчина медленно протянул руку, коснулся кончиками пальцев ее щеки, такой теплой, такой чужой… и, развернувшись, растворился в толпе. А Юля стояла еще долго, кутаясь в дорогую, но неуместную здесь шубку, глядя вслед тому, кто столько раз ее спасал. А потом вернулся телохранитель, небрежно сунув ей в руки сверток со сладостями, которые она попросила купить.