Пепел острога
Шрифт:
И воевода Вихорко легко вышел из-за стола…
Определить сотника среди вошедших в горницу труда не составляло. Он и шел в центре, и выглядел уверенным в себе и основательным в поступи. Овсень был ростом, может быть, чуть ниже самого Ансгара, но казался в плечах втрое шире, и длинные руки сотника свисали ниже колен. В этих руках чувствовалась мощь необыкновенная. Наверное, если Снорри смотрелся гигантом рядом с сотником, то это и сгубило его. Не привыкший встречать равную силу, Снорри должен был прийти в замешательство от того, что не в росте кроется победа. Но
Сопровождающие сотника, как правильно заметил воевода Вихорко, могли вызвать легкое недоумение, хотя, скорее всего, не большее, чем сопровождающие самого Ансгара. Две странные компании встретились в горнице воеводиного дома. Ну, тот, что был рядом с сотником, ничем особым не удивлял. Обычный воин, возрастом ненамного старше самого Ансгара, статный, крепкоплечий и крепкорукий, с умными голубыми глазами. Но воин, несмотря на смуглое загорелое лицо, выглядел бледным, и даже по не совсем уверенным движениям юный конунг сразу понял, что он только что оправился после ранения. Тем не менее, перед собой смотрел твердо, следовательно, характер имел явно не девичий. Вспомнив слова воеводы, конунг понял, что это тот десятник стрельцов, что был ранен в бою с отрядом Снорри Великана.
А вот по левую руку от молодого воя, удивляя Ансгара, спокойно, никого не опережая и не отставая ни на шаг, шла волчица. Ансгар видел ручных волков, которых иногда держали в норвежских виках. Убивали волчицу и забирали ее потомство, чтобы вырастить у себя, а потом скрестить со своими собаками, добавляя им дикой охотничьей злости. Но тех с первых месяцев жизни держали на привязи или в клетке, иначе невозможно было предсказать, что может сделать волк. Эта же волчица шла спокойно и важно, уверенная в себе, и не только не была на привязи, она не имела даже обыкновенного ошейника, на которых держат дворовых собак. И так себя ставила, словно была равной среди равных, то есть человеком среди людей, а никак не страшным диким зверем, наводящим ужас на все живое.
Увидев волчицу, причальный Хлюп слабо ойкнул, что-то долгой скороговоркой зашептал себе в бороду и забрался с ногами на скамью, спрятав короткие руки под мышки, словно боялся лишиться этих рук. Ансгару показалось, что нелюдь готов был уже и на стол запрыгнуть, лишь бы отдалиться от волчицы. Но конунг вовремя остановил причального, положив ему руку на плечо. Хлюп сумел справиться с собой, замер на скамье, но шепот свой не прекратил. Было похоже, что он читает заклинания, только к чему сейчас заклинания, Ансгар не понимал. Но заниматься причальным долго у него времени не было.
По другую сторону от сотника шел пожилой человек явно не славянской внешности. По костюму и по разрезу глаз Ансгар без труда понял, что это представитель какой-то из полуночных народностей, а по бубну в руках легко распознал шамана. В Норвегии своих полуночных народностей хватало, и те тоже имели шаманов, но норвежцы к полудиким соседям
А самое странное существо пристроилось позади всех. Это был маленький нелюдь, гораздо меньший размерами, чем причальный Хлюп или дварф Хаствит, но гораздо более волосатый. Нелюдь придерживался рукой за кольчугу Овсеня, продевая свои маленькие пальчики в звенья металла, мелко семенил короткими ножками, обутыми в лапти, и выглядывал в промежуток между сотником и шаманом. Если в своей нелюди Ансгар видел прок, то в таком маленьком существе пользы быть, скорее всего, не могло, и его присутствие на важной встрече удивляло.
Нечего сказать, хорошую компанию для путешествия предложил ему воевода Вихорко. Ну, воины – это ладно. Наверное, они хорошие воины. Пусть даже волчица будет… Колоритный спутник, который и врага напугать может. А остальное-то все зачем? Ансгар даже не знал, как правильно назвать это: остальным или остальными, настолько неуместными казались ему при его возвращении домой шаман с маленькой нелюдью…
– Боишься волков? – тем временем насмешливо спросил Хлюпа молодой вой.
– Волков я видел, – ответил причальный. – Волки в домах не живут. И потому я их только в лесу и боюсь. Но больше волков я боюсь волкодлаков. И даже в городе. Тем более, в городе… – нелюдь, оказывается, сразу распознал, что это не волчица, а волкодлачка.
– Оборотень? – слегка удивленно спросил Ансгар и тоже испытал желание сделать шаг назад, и с трудом удержался, чтобы не повторить незамысловатый маневр Хлюпа со скамейкой.
Среди норвежцев об оборотнях ничего хорошего услышать было нельзя. Народная молва сравнивала оборотня только со смертью, причем со смертью страшной, смертью не в бою, когда ты попадешь к кострам Вальгаллы, а со смертью, после которой тебя даже Хель не примет, и будешь мучиться, как избавления ждать страшного суда среди разной развоплощенной скользкой мрази. Такой смерти врагу не пожелаешь.
– Меня зовут Овсень, – сухо и сдержанно представился сотник, понимая, что пора уже и ему войти в разговор. – А оборотень-волкодлачка – это моя дочь Добряна, ставшая такой благодаря злобным стараниям твоих соотечественников, конунг. Ваш колдун захотел навсегда оставить мою дочь такой, а я хочу вернуть ей человеческий облик. Думаю, в этом нет преступления.
– Меня зовут Ансгар, – представился юноша.
– Конунг Ансгар Разящий… – добавил, не слезая со скамьи, Хлюп.
Но руки маленький причальный все же опустил, демонстративно показывая свою храбрость.
– И я не могу взять на себя вину за всех своих соотечественников, сотник… Тем более я подозреваю, что здесь руку приложил колдун Гунналуг из шведского Дома Синего Ворона, который меня самого с удовольствием превратил бы в червя, чем заслужил бы благодарность своих хозяев. Мы с тобой, Овсень, на одной стороне, и не надо искать виновных среди друзей. Если разобраться, и среди славян тебе можно найти тех, кого называют врагами. Кроме того, в жизни моих, например, соотечественников давно известна старая, как мир, истина, что враги отнюдь не всегда приходят издалека.