Пепел после тебя
Шрифт:
Лифт прибывает на девятый, мы выходим. И пока Столяров открывает дверь, Алина начинает говорить, рассказывая ему то же, что и мне.
Заношу корзину в квартиру. Бабушка Валя нас не встречает. Возможно, уже спит. Алина с отцом проходят на кухню, и моя мышка всё говорит, и говорит, и говорит про этого ублюдка Светлова.
Мне больно всё это слушать. Кулаки сжимаются сами собой. Кровь вскипает в жилах. Хочется вновь убивать.
Но... Нельзя же всегда решать вопросы силой. За моей спиной больше нет отца и его власти, которая прикрывала меня
Нужно научиться спускать пар.
Два очень хороших человека, которые случайно оказались в том кафе, каким-то образом смогли поставить мои мозги на место. Они оба – мастера спорта по вольной борьбе. Приглашают меня к себе на тренировки. Сказали, что я чертовски сильный для своих лет. Сказали: хочешь драться – делай это легально, в зале, с подготовленным противником. Сказали, что там я буду выматываться так, что в реальной жизни научусь быть дипломатом, будучи уже не в силах махать кулаками. Один из них дал мне свою визитку, и, скорее всего, я позвоню.
Спорт намного лучше, чем бестолковые беседы с психоаналитиком.
Я всё ещё стою в прихожей. Меня никто не выставляет. Наблюдаю за тем, как Столяров мечется по кухне, а Алина его успокаивает и пытается отнять телефон.
– Я этому Роберту вырву все причиндалы! – рычит Столяров. – А Юлиане позвоню и скажу, чтобы катилась куда подальше со своими подработками!
– Папа, ну хватит! – Алина всё же выхватывает телефон из его рук. – С Робертом я поговорю сама.
– Кхм-кхм! – привлекаю к себе внимание.
Чего она там сама собралась делать?
Алина оборачивается, напарывается на мой неодобрительный взгляд и поднимает одну бровь.
– Сама! – строго повторяет.
– Нет.
– Егор!
– Нет, я сказал.
– Да вы оба тираны! – топает ногой.
– Бабушку разбудишь, – осаживает её отец. – И Егор прав – никаких «сама». Чё ты там стоишь? – смотрит на меня. – Зайди уже.
Я снимаю пальто и разуваюсь. Вижу улыбку мышки, которую она тщательно пытается скрыть, опустив голову и поджав губы.
– Пойду переоденусь, – сбегает с кухни, забрав телефон отца с собой.
Присаживаюсь за стол. Столяров садится напротив. Вновь рассматривает лицо.
– Надо бы в травмпункт, – качает головой. – Посмотри на свет.
Поднимаю глаза к люстре.
– Сотрясения нет, – вновь смотрю на тренера. – По голове меня сильно не били. А отёки быстро пройдут. На мне как на собаке заживает.
– Ну опыт в драках у тебя большой, – ввинчивает с сарказмом.
– Это да, – хмыкаю я.
Оба замолкаем. Столяров, кажется, что-то обдумывает. Пару раз смотрит на дверь, словно проверяя, не стоит ли там Алина, а потом негромко произносит, протянув мне руку:
– Не могу не сказать тебе «спасибо». Похоже, ты был прав насчёт этой шарашкиной конторы и всей этой гнилой работы.
Пожимаю в ответ. Не выпуская моей руки, поворачивает её и смотрит на ободранные до мяса костяшки.
– Вот это точно надо
И этот чёртов вечер заканчивается совсем уж сюрреалистично... Любимая девочка греет для меня ужин, а её отец промывает перекисью мои раны, а кое-где даже заклеивает их пластырем...
Глава 47
Гроз
– Как думаешь? Через сколько он начнёт звонить? – спрашиваю я, рисуя пальцем невидимые узоры на её плоском животике.
Мышка бросает взгляд на телефон, лежащий на тумбочке, а потом на окна, за которыми стремительно темнеет.
– После вчерашнего? – двигается ближе ко мне. – Думаю, он даст нам ещё полчасика.
Расплываюсь в улыбке.
Столяров там бесится наверняка. Алина всё воскресенье провела в моей квартире. И большую часть времени – в моей постели. И он сто процентов напридумывал там много лишнего, чего и близко нет. Но звонил всего один раз, в обед, чтобы спросить о том, ели мы или нет. Алина отчиталась, что мы с ней приготовили супчик и да, поели.
Никогда и ни с кем я не готовил супчик. Это было незабываемо!..
Вчера её отец настоял на том, что сам поговорит с агентом Алины. Я был не согласен, но он смог убедить меня уступить.
– Я – её отец. И сам разберусь с этим ушлёпком, который практически подложил мою дочь под другого ушлёпка, – решительно и жёстко произнёс он. – К тому же есть вещи, которые должны решать взрослые, а не дети.
На это я, конечно, возмутился.
Что? Дети? Это мы-то дети?
Но... Наверное, я просто слишком рано повзрослел. А вот Алина в некоторых моментах всё же ещё ребёнок. И я очень жду, когда она вырастет...
Протянув руку, мышка касается пальчиками моего лица. Невесомо проводит по ранке на губе, по синяку на скуле, по надорванной мочке уха. Моя улыбка сползает с лица, потому что в её глазах появляется боль. За меня.
– Хватит, – придвигаюсь ещё ближе. – То, что у меня на лице – ничто по сравнению с тем, что творилось в душе, когда я не мог тебя найти. Раны заживут, синяки пройдут, а вот тот страх... его я буду помнить вечно. И теперь глаз с тебя не спущу, поняла? – строго смотрю на неё. Она кивает. – Но! – продолжаю я. – Хочу сказать, что я, наверное, больше тебя не ревную.
– Нет? – с лёгким возмущением переспрашивает Алина.
– У-у... – качаю головой и ложусь на спину.
Улыбка вновь растягивается на губах.
– Прям вот совсем не ревнуешь? – ложится ко мне под бочок и утыкается подбородком в плечо.
– Не ревную к Тимофею или кому-то из одноклассников, – говорю серьёзно. – Но, конечно, меня забомбит, если какой-то ушлый тип вновь начнёт к тебе подкатывать. Но это будет не ревность, нет. И не страх, что ты уйдёшь от меня. Это будет страх за тебя. И не говори мне, что ты такая чертовски самостоятельная, что со всем справишься сама. Потому что это не так.