Пепел Предтеч
Шрифт:
— Что такое — Пыль? — спросил я.
— Пыль — это... — девушка закусила губу, и вновь встряхнула волосами. — Ну, я не знаю, как это тебе объяснить. Вроде бы, раньше именно её пихали в Извлекатель эссенции вместо людей. Когда-то её было здесь очень много. Первые люди в ней буквально купались.
— Извлекатель!? — я почувствовал, как от её слов у меня полезли брови на лоб.
«Извлекатель эссенции, куда пихают людей» — это звучало ещё почище новостей о таинственных монстрах, мимо которых нам предстояло как-то прокрасться. Даже само звучание этого слова предполагало, что
— Ну да. Пыль-то кончается, а люди — нет? — неуверенно заговорила Белка. Моя вспышка, кажется, застала её немного врасплох — девушка вскинула тонкие чёрные брови, и начала немного испуганно следить за моим лицом, словно и впрямь она была — белка, маленький зверёк на опушке.
Именно в этот миг, я услышал в своей голове медленные аплодисменты. Шут, как мне показалось, испытывал удовольствие в той же мере, в которой я испытывал сейчас ужас — от понимания, с чем столкнулся.
— Морлоки так и говорят, что должен сводиться баланс, — запнулась Белка на последнем слове. — Короче, надо чтобы у женщин было много детей. И эссенции надо потреблять на протяжении жизни меньше, чем её производится. Они внимательно за этим следят.
Я медленно закрыл глаза. Необязательно было обладать воображением, чтобы понимать под этим всю подоплеку. «Извлечение» и само-то по себе предполагало, что из людей извлекают полезный ресурс, чтобы его потребить. Ясно даже теперь, откуда взялись эти «морлоки». В книгах Уэллса они разводили, как скот, касту людей, которых употребляли в пищу. И хотя местные морлоки их, может быть, и не ели — но они пихали их в Извлекатель, и тоже разводили, судя по словам Белки. Принципиальной разницы пока я не разглядел.
«Похоже, я и правда попал в Ад» — подытожил я мысленно, желая не открывать больше глаз. Мне снова стало казаться, что все, что меня окружает — есть сон. Дикий, чудовищный сон, из которого мне так и хочется скорее проснуться.
— А как же тогда викинги делали свои налеты, Антон? — вкрадчиво спросил Шут. — Что это, ежели не обмен? Испокон веков считалось выгодным разменять человеческую жизнь на добычу. Всегда люди так делали — и не жаловались, что из набега не все возвращаются. Лишь бы обменный курс был приятным. А ты развел тут уже — «Ад, Ад!». Тьфу.
— В общем! — шумно кашлянула девушка, обнаружив, что я отвлекся. Когда я открыл глаза, она уже продолжала. — Мы сюда пришли, чтобы найти Пыль, и нашли. Она, говорят, меняет живых существ. На тебя тоже должно было подействовать как-то. И подействовало, как я вижу!
Я вздрогнул, встретившись взглядом с ней. Её бирюзовые глаза разглядывали меня с вниманием, как у ветеринара в адрес представителя краснокнижного, вымирающего подвида. Но ещё более неприятное ощущение промелькнуло у меня в голове уже после того, как я вспомнил...
Золотой песок, застывший у меня на губах — но не сухой или хрустящий на зубах, как пустынный песок, а какой-то другой — будто живой. Как будто живое существо забилось мне в рот и принялось ползти в глотку, ведомое своим интересом. Как сахар, что проникает в
— А что же случилось? Что поменялось!? — Шут зачастил в моей голове, но это был лишь глумеж. Я и без него понимал, что поменялось после прикосновения Пыли.
Я появился здесь, в этом мире — вот, что случилось.
— А эти морлоки — каким образом они растворились в воздухе? — неожиданно для себя, задал я совсем посторонний вопрос. — Как они пропали с наших глаз?
— Телепортировались, — сварливо ответила Белка. — И ещё: отвыкай звать их морлоками. Это ругательство. Услышат, и в Извлекатель тебя сразу отправят! Они воспитателями называются, на самом деле. А эти были ещё и Пыль-пробуждёнными. Это самые важные люди на свете!
— Они телепортировались? — переспросил я, запнувшись.
Я и так уже понял, что телепортировались. Понял это с первого взгляда, но просто отгонял от себя эти мысли. Я видел раньше, как происходит псионическая чертовщина — ещё в двадцать восьмом.
Червь тогда обернулся вокруг Земли, и в рокоте поднявшихся волн цунами, землетрясений, что сотрясли всю планету, разлегся от Арктики до Антарктики. Все думали, что это — Конец. Но когда буря улеглась, и люди осторожно высунули наружу нос, стало ясно, что это — Начало.
Хищные отростки, что как ворсинки на коже Червя, или корневая система исполинского древа — они вонзились в почву и стали медленно пробираться к своим будущим жертвам. Их не интересовали животные — только разумные люди. Причем, как стало известно уже чуть позже — именно взрослые. Отростки охотились на маленьких детей с куда меньшей прытью, а младенцев вообще принимали за предмет меблировки.
Бездушных машин не хватало, чтобы сжигать сорняки роящихся щупалец. Производство роботов, хоть и пошло с места в карьер, давало лишь каплю в море — и сражаться с новым врагом, как встарь, пошли люди. И как только это случилось — в его близости они сразу услышали... голос.
Он проскальзывал сквозь стены сознания, ласковый и сладостный, словно сон. Он то звучал, словно тронутые струны старинной лиры — то раскатисто гремел на расколотом небе, как грозный гром. Шелестящим шепотом, словно шелк, он сначала звучал неслышно в сознании, а затем становился, как слетающий с небес смерч. Он погружался в глубину души, как чужая длань, и из самой бездны своей души человек слышал, как дрожь по коже, свой собственный страшный крик.
Но ещё хлеще были его щупальца — не настоящие, из мускулов и покрытые кожей, а незримые — они тащили к себе жертв из тех, кто не мог совладать с подступающей паникой. Слабый телекинез, который, казалось, питался страхом своей добычи.
Я свыкся с его ударами по сознанию, как с перестуком по столу чужих нервных пальцев. Возможно, это была травма. Возможно, я просто был им одарён.
— Какой ты говоришь, это был год? — лениво уточнил у меня Шут, но я не успел очнуться, чтобы ему ответить.