Пепел сгоревшей любви
Шрифт:
Все индивидуальные выезды в Багдад были строго-настрого запрещены, и я был не очень-то уверен, что Дмитрий Савельевич Самохин, гендиректор «Юсифии», отпустит нас.
Мы отправились к домику шефа, над которым вяло трепыхался на ветру выцветший флаг «Зарубежэнергостроя».
Самохин долго не открывал.
— Во, блин, неудачно пришли, — пробормотал Шульгин, посмотрев на часы. — Уже пять, а он, вроде, еще дрыхнет.
Сиеста, то бишь послеобеденный отдых, была для российских спецов лучшим способом переждать сорокаградусную парилку.
Наконец, за дверью послышались шаги, щелкнула задвижка
— Ну, чё вам? — буркнул Самохин, уставившись на нас заспанными глазами.
— Мы это, хотели попросить, Дмитрий Савельевич… — начал упавшим голосом Серега.
«Не мы, а ты», — мысленно поправил я.
— Зайдите, — бросил шеф.
Убеждать его действительно пришлось долго.
— А если что случится, мне за тебя под суд идти? — кричал он на Шульгина. — У «Энергосервиса» на прошлой неделе средь бела дня сколько спецов постреляли! По дороге на работу! Итальянцев вчера похитили, прямо из отеля! И это тех людей, которые носа никуда не высовывают! А ты ищешь на жопу приключений сам!
Он был прав на все сто: американцы, на свою беду, разворошили в Ираке самый настоящий гадюшник — сунниты взрывали шиитов, шииты стреляли суннитов, «Аль-Каида» активно била войска коалиции и расправлялась со сторонниками нового режима, курды под шумок взялись то ли самоопределяться, то ли вообще отделяться, короче, от происходящего в стране и у самого опытного политолога вполне могла «поехать крыша».
— Ты что, пятницы дождаться не можешь, когда все поедут — как положено, под охраной?
— Так Дмитрий Савельевич, у меня же день рождения как раз в пятницу! — в отчаянии воскликнул Шульгин. — Тогда уже поздно будет!
— А раньше ты об этом подумать не мог? Нет-нет, Сергей, никаких одиночных выездов…
— Так я не один, — Серега кивком головы указал на меня. — Я с ним. Он и английский знает.
Насчет моего английского Шульгин, конечно, загнул, но я промолчал.
— Там же всю дорогу американские патрули контролируют! — продолжал он.
— Хрена с два они что контролируют, порядка в стране навести не могут, — пробурчал гендиректор, но по тону слышалось, что он уже готов сдаться. — На чем ехать хочешь?
— Я с главным инженером договорился, — с готовностью сообщил Шульгин. — Он мне свой джип даст.
Гендиректор долго молчал. Потом вздохнул.
— Ну, ладно. Черт с вами. Только никому не говорите: дурной пример заразителен. Разреши одному — завтра другой просить начнет, потом третий. По-быстрому смотайтесь в «Марьяну», никуда больше не заезжайте, вернетесь — доложите. Даю вам два часа времени.
— Спасибо, Дмитрий Савельевич, — поблагодарил Сергей и поспешно потянул меня за рукав, вероятно, опасаясь, что начальник может и передумать.
В половине шестого мы отправились в Багдад. Жара немного спала, и дышать стало легче.
— Посмотри, что там у Фили из музыки есть, — попросил Серега, закуривая.
Я открыл бардачок, вытащил несколько поцарапанных коробок с дисками.
— Сердючка, Агутин, Цыганова, «Лесоповал»… — начал перечислять я.
— Во, давай «Лесоповал».
Я сунул диск в щель проигрывателя, и салон наполнился блатными ритмами. Но дослушать его до конца нам не удалось…
Вам приходилось когда-нибудь видеть, как падает подбитый вертолет?
Может
Мы проехали километров тридцать, когда это случилось. Я не заметил, как летела к цели ракета, выпущенная из редкого пыльного кустарника, который рос вдоль шоссе, — только услышал сухой хлопок, и из голубого брюха летевшего на небольшой высоте вертолета, украшенного буквами UN [1] , повалили клубы грязного дыма. Лопасти еще некоторое время вращались, замедляя движение, потом остановились, напоминая раскинутые руки. Мне показалось, что на какой-то миг машина застыла в воздухе неподвижно, словно раздумывая, как бы помягче приземлиться и не покалечить своих пассажиров, потом рухнула на поле метрах в пятидесяти от дороги. Послышался скрежет металла и звонкий раскатистый удар, как если бы о землю стукнулась большая кастрюля, наполненная железяками.
1
ООН (англ.).
Шульгин, сбросивший до этого скорость, вновь переключил передачу.
— Сейчас рванет!
— Но там же люди! Может, кто-то живой! — закричал я.
Сергей смерил меня злым взглядом.
— Ты чё, Александр Матросов, в натуре? Какой там, на хрен, живой?! В самую середку попало! Дуем отсюда!
— Подожди, тебе говорят!
Он неохотно затормозил. Я распахнул дверцу, выскочил из джипа, сбежал по насыпи и бросился к вертолету, зачерпывая носками кроссовок рыжую землю. Мне и в голову не пришло, что тот или те, кто стрелял из кустов, никуда не испарились, а так и остались в засаде и наблюдают за происходящим.
Вертолетчик с окровавленным лицом лежал метрах в пяти от машины, выброшенный ударом о землю. Его шлем был расколот пополам, а синий комбинезон истерзан осколками разорвавшейся ракеты. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он мертв.
Из лежавшей на боку машины послышался слабый стон. В две секунды преодолев оставшееся расстояние, я сунул голову внутрь горящего вертолета и увидел молодого парня, сгорбившегося в неестественной позе на пассажирском сиденье. Кроме него в салоне находился еще один человек. Одежда на нем тлела, но он не шевелился. Из его разорванной шеи толчками вытекала кровь, словно кто-то небольшими порциями выталкивал ее насосом.
Парень снова застонал. Мне пришла в голову запоздалая мысль, что если баки вертолета полны горючего, машина действительно может взорваться в любой момент. Впрочем, нет, еще не запоздалая — в противном случае я не рассказывал бы вам сейчас все это. Я подхватил парня под руки и потащил из кабины. В его рту, полуоткрытом и вялом, пузырилась и капала мне на рубашку кровавая слюна, глаза закатились.
Надо было как можно быстрее уходить от вертолета. Медленно пятясь, я шаг за шагом удалялся от опасного места, волоча парня под мышки. В нем было килограммов восемьдесят веса. Его голова бессильно моталась из стороны в сторону, ноги в армейских ботинках чертили по земле две кривые борозды.