ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ
Шрифт:
Оля оглянулась. Резко, как будто ее дернули за волосы. Потом ее движения снова замедлились, и голос которым она ответила был уже совершенно плавным.
– Зачем ты спрашиваешь?
В этот момент Максим увидел, что она начала его «обрабатывать». Это было удивительно. Мимический танец, который предстал его глазам, был прекрасен. Брови изогнулись как луки, глаза засияли, губы призывно раскрылись – стал виден маленький алый язычок между жемчужными зубками. Рот превратился в пропасть, в которую хотелось бросить всего себя, замучить этот рот языком, искусать губы до соленой крови, стукаться зубами об зубы. Смять ее, насадить на
– Оль! Расскажи мне, пожалуйста. Я тебя очень прошу.
Оля встала, взяла его за плечи.
– Максимка. Пожалуйста. Не надо.
– Оля. Милая моя. Прошу тебя. Мне очень нужно знать.
Она отвела его обратно на кровать. В этот момент он уже был бы согласен на все. Все что угодно. Но она уже была не готова. Она усадила его, села на стул напротив.
– Я вижу, что ты уже знаешь. Много. Поэтому не буду особенно долго говорить. Ты знал, о чем спрашиваешь. Ты подозревал. Поэтому нет смысла. Я только хочу, чтобы ты понял. Чтобы ты понял меня.
Максим никогда раньше не видел Ольгу такой – серьезной. Раньше она интересовалась халатиками, ночнушками и наклейками с зайчиками, а теперь перед ним сидела взрослая, побитая жизнью женщина.
– У меня не было отца. Ты был на моем дне рождения, когда он позвонил, чтобы поздравить меня с четырнадцатилетием когда мне исполнилось восемнадцать. Моя мать – алкоголичка, которая убирает подъезды. Моя судьба – наркомания в двадцать, панель в двадцать один, смерть в двадцать пять. Это все, что они мне оставили. И однажды, когда мне сделали предложение, я согласилась. Меня привезли в одно место в Подмосковье. Меня обследовали. Много раз. Потом оперировали. Тоже – много раз. Меня воспитывали. Меня обучали. Ты знаешь, каково это спать с женщиной, если ты не лесбиянка? Или с мужчиной, который тебе противен? А если их двое? Трое? Но это было не самое страшное. К этому можно было привыкнуть. Самое противное было управление людьми. Цеплять их за комплексы, страхи, властолюбие. Копаться во всей этой гадости. Снаружи люди никогда не бывают такими грязными как внутри. От этого тошнит. И самое главное, что пока не пока ты не научишься эту грязь любить и разбираться в ней, ты не специалист, а всего длишь очень хорошая проститутка. Понял? Выхлоп.
Ну, так вот я и есть – выхлоп. В какой-то момент я поняла, что больше не могу. Это оказалось выше моих сил, а выхода не было. Но мне повезло - меня вытащил Юрий Сергеич. Он приехал к нам на базу, и меня отправили «составить компанию». Он увидел, что я уже на самой грани, что готова умереть, надавил на какие-то кнопки и забрал меня. А потом я встретила тебя. Я понимаю, что я не человек. Я всего лишь обрубок человека. Кусок. Но ты, пусть у тебя была семья, пусть ты меня не любил, но ты был со мной. Со мной, а не с тем, что из меня сделали. Поэтому мне было все равно. И мне и сейчас все равно. Ты можешь любить свою жену, ты можешь делать со мной все, что тебе угодно – после того, что со мной было, мне уже ничего не страшно.
«Вот такая ты звезда» подумал Максим, глядя на себя в когда-то подаренное зеркальце. «Есть повод для гордости – пользовался инвалидом. Герой. Интересно, что она во мне видела? В моей внутренней
Он подошел к ней и присел на корточки напротив. Наклонил голову.
– Прости, Оль. Прости меня, пожалуйста. Я не знал что творю. Я вообще ничего не знал, ни о чем никогда не думал. Жил как спал.
– Теперь ты проснулся?
– Разбудили.
– Останешься?
– Не могу.
«Она расстроилась. Надо же!»
– Понятно. Будешь ее искать?
– Буду.
– Не надо.
– В смысле?
– Не надо ее искать. У нее все хорошо. Без тебя.
– Ты что-то знаешь? Если знаешь – говори. Не ходи вокруг да около.
Максим испугался и разозлился.
– У нее любовник, Макс. Молодой и красивый. И очень ее любит. Он забрал ее и ребенка, когда все случилось. Я все видела сама.
– Ты приезжала к нам?!
– Когда все случилось, я поехала к твоему дому. Хотела помочь ей. Я видела, как она вместе с дочерью садилась в его машину.
– Погоди! Ты поехала помочь ей?!
– Ты ее любишь. Я люблю тебя. Я хотела, чтобы ты был доволен. Я хотела, чтобы все было как раньше.
– А откуда ты знаешь, что это не сосед, не мой друг или таксист какой-нибудь?
– Я не в первый раз их видела. Я и раньше приезжала, когда тебя не было. Хотела посмотреть на нее. Я часто приезжала вообще-то. Я любила на них смотреть. Мне тогда казалось, что и я имею какое-то право. Сначала хотела тебе сказать, но потом подумала, что тогда, ты ко мне можешь больше не приехать. Прости.
– А ты знаешь кто он?
– Нет. Просто парень. Симпатичный. Вот.
Она достала испод кровати чемодан и, покопавшись в нем, вытащила карту памяти для фотоаппарата.
– Тут я их фотографировала возле твоего дома.
Максим взял флешку. Подбросил ее на ладони. Ничего почти не весит, а такая тяжелая. Почти нет сил удержать эту кроху на ладони. Так давит.
– Спасибо.
Он сунул флешку в нагрудный карман, бережно застегнул клапан и пошел к двери.
– Максим! Стой! Ты куда?
Ее голос за спиной доносился как через стену. Или это был шум? Да это шумело что-то в голове и кажется, сердце бухало слишком громко. Что-то схватило горло и мешало ответить, поэтому он просто помотал головой и, не оборачиваясь, махнул ругой – все хорошо, не провожай.
– Максим! Что с тобой?! Куда ты?
«Все нормально. Все нормально. Со мной все нормально, только немного больно. Иду? Куда я иду? Я иду домой. А где мой дом? У меня есть дом? У меня нет дома? Кто я? Кто я теперь? Все украдено! Все не мое! У меня нет ничего».
В номере он включил ноутбук и просмотрел фотографии. Парень действительно был молод. Значительно моложе Максима. Восторженный возраст – лет девятнадцать-двадцать, не больше. Пожалуй, именно такой, не испорченный еще человек и мог понравиться Ангеле. На первой фотографии он помогал ей садиться в машину – белая Лада-сотка. Машина для молодежи и студенчества – разбей и забудь. На второй они вылезали из той же самой машины возле гостиницы. На третьей они входили в гостиницу. Здесь молодой человек уже позволил себе приобнять Ангелу за талию. Ее лицо, повернутое к объективу в профиль, смотрящее на кавалера, было полно страха и одновременно с этим предвкушения. Максим хорошо знал это лицо и умел по нему читать. Оля не врала. Впрочем, он и так сразу это понял.