Пепел жизни
Шрифт:
– Йенс… ты пришел… проститься?
– Не говори так!
– Мы оба знаем, что я не выживу. Нет смысла этого скрывать.
– Это все я виноват…
– Не вини себя в том, что предначертано судьбой. Видимо, мойрам угодно, чтобы моя душа освободилась от земного заточения и оказалась в Забвении, где смогу увидеть родителей.
Голос сестры дрогнул, и рука, которой она проводила по моему лицу, безвольно упала на кровать. Она прикрыла глаза и поджала губы, всхлипнув. Слезы потекли по ее лицу, впитываясь в подушку. Ийнас, одна из могущественных орков, сдалась и расплакалась, начав рвано глотать воздух ртом, будто в легких воздуха не хватало.
Я сжал
Ийнас была единственным лучом света в моей темноте, которая пожирала и затягивала в свои объятия. С самого детства мы были одни против всего мира, она была моим разумом, я – ее силой. Но не сберег, не защитил.
Испокон веков я собирал древесину для ночных костров, но из-за собственного эгоизма подвел сестру. Легче было жалеть себя, горевать по предавшей любви, а не взять себя в руки и двигаться дальше. Это я должен сегодня умереть, не Ийнас.
Сестра уснула беспокойным сном. Ее тело опадало, рваное дыхание больно резало слух, а кровавые рытвины полностью окрасили кровать в алый цвет. Я пытался вытереть подтеки, но чем больше к ним прикасался, тем сильнее они раскрывались. Потерял счет времени, сидя рядом с сестрой, раскачиваясь из стороны в сторону и твердя молитвы о спасении души.
– Попрощайся с сестрой.
И вновь Смерть оказалась рядом со мной, сидя на коленях и поглаживая Ийнас по безвольной руке, свисавшей с кровати. Ее тихий, полный сочувствия голос прорезал тишину. Я вздрогнул, и в следующее мгновение слезы нашли выход – сидел и смотрел, как Смерть забирает душу сестры, трепетно сжимая ее в своих ладонях. На лице Ийнас расцвела счастливая улыбка, воспаленные от болезни глаза устремлены ввысь, желая воссоединиться с родителями.
– Не могу…
Вцепился в ладонь сестры с такой силой, что та побелела. Ее холодные пальцы не сжимали мои. Слезы застилали взор, но я не мог, не хотел, чтобы они прекращались, освобождая душу.
– Она мертва, Йенс. Из-за тебя.
– Ты лжешь, – прошипел я от беспомощности, осознавая, что Смерть права.
– Если тебе от этого станет легче, то пусть будет так. Она воссоединится с родителями, сестра не виновата, что ты не смог оправдать моих ожиданий. Ийнас – твой первый шаг к потере, которая приведет к смерти. Я буду ждать, мое творение. Ты придешь на мой зов, как бы сильно ни сопротивлялся.
Я хотел было что-то выкрикнуть, но Смерть растворилась, унося с собой душу моей сестры. Просидел около остывшего тела до утра и на рассвете унес Ийнас на руках в глубину леса, где развел костер. Пока тот разгорался, я вернулся за кровавыми простынями и первым делом кинул их в освобождающее пламя. Тряпки зашипели, и запах железа и разложений окутал поляну. Ийнас лежала на лесном настиле с улыбкой на устах, от которой кожа покрывалась мурашками.
Огонь – очищает и освобождает.
Взяв сестру на руки, я встал около костра, чувствуя его уничтожающий жар.
– Прости за то, что не уберег… прости и прощай.
В следующее мгновение тело сестры охватил огонь, накидываясь на плоть своими горячими языками. Не дожидаясь, когда он потухнет, я вернулся в поселение и предался сну, в котором молил, чтобы Смерть сдержала свое обещание и воссоединила Ийнас с родителями.
Глава 24
Жизнь
Встреча
Я прижимала к груди Филиппа, заливисто верещавшего на своем языке. Царство, где наши души ожидали соединения с родными, напоминало дом, где я прожила смертные годы – тот же деревянный пол, бревенчатые стены и железная крыша, которая из-за того, что слабо была прибита, громыхала при сильных порывах ветра и могла оторваться в любой момент. Отец всегда выходил на улицу, прихватив с собой лестницу, молоток и ржавые гвозди. Около часа слышались удары инструмента по железу, отчего по коже пробегал неприятный озноб, будто кто-то проводил когтями по стеклу. По окончании быстрого ремонта отец возвращался в дом, весь промокший и дрожавший от холода. Оставшийся вечер он не отходил от камина, где теплились поленья, обхватывая старческими руками горячую кружку чая с чабрецом и ромашкой.
Теперь в комнате, где мы когда-то жили с сестрами, стояла большая кровать и люлька, в которой спал Филипп. Выполнена она из простого дерева, по цвету напоминавшего дуб или сосну. Запах древесины даже после смерти преследовал нас всюду, куда бы ни отправились.
Я не знала, кого благодарить – Хлою, которая постаралась и вернула меня в тот дом, или же отца, чье желание могло быть последним. В любом случае, лучшего места для перерождения и воссоединения с семьей я и пожелать не могла.
Филипп схватил меня за волосы и дернул на себя, отчего я ойкнула и, мягко обхватив маленькие ручки сына, разжала пальцы и освободилась от хватки. Дитя заливисто засмеялось, а в следующее мгновение я почувствовала, что ребенок застыл и куда-то пристально уставился. Обернувшись, облегченно выдохнула, когда увидела на пороге дома Хлою, которая остервенело стряхивала с волос паутину.
– Неужели нельзя было хотя бы в Забвении уничтожить всю эту живность? – раздраженно произнесла сестра, зло цокнув на черного паука, который медленно спустился по паутине и остановился на уровне лица Смерти. Та улыбнулась – надменно, озлобленно, и убила насекомое, расплющив его между ладонями. Филипп засмеялся и икнул. Хлоя брезгливо обтерла руки о подол платья, стирая останки паука, и вошла внутрь.
Подойдя, она искренне улыбнулась и протянула руки к племяннику, который охотно подался телом вперед, чуть не выпрыгивая навстречу Хлое. Я сразу представила, что могло бы быть, не согласись отец на ту сделку с мойрами – были бы у меня семья, сын, муж? Какой бы путь избрали Хлоя и Алкеста? Встретили бы они свою любовь или до конца жизни избегали ее, предпочитая одиночество и компанию самих себя?
– Какие новости? – не удержавшись, спросила я, напрочь забыв про то, что не поздоровалась с сестрой. Она не так часто посещала наш дом.
«Мне тошно от воспоминаний, которые накатывают, как только я переступаю порог этого дома».
Уговаривать Хлою посещать эту сторону Забвения бесполезно – она лишь раздражалась и навещала нас и того реже. После третьей попытки перестала пытаться умаслить ее и просто каждый раз ожидала, когда та придет поделиться новостями, что происходят в мире. Но больше всего интересовал Мулцибер, который наверняка не простил мне такого предательства.