Пепельное небо
Шрифт:
Обо всем этом она думает, пока пальцы привычными движениями крепят крылья к скелету бабочки. Вдруг раздается громкий стук в дверь. Это точно не УСР — шума грузовика не было слышно. Кто бы это мог быть? Дед громко храпит. Прессия подходит на цыпочках к деду — в сабо это сделать нелегко; неужели этим датчанам никогда не приходилось ходить на цыпочках? Прессия тихонько трясет деда за плечо.
— Кто-то пришел, — шепчет она.
Дедушка просыпается как раз тогда, когда раздается следующий стук в дверь.
—
Прессия прошмыгивает в шкаф. Она оставляет малюсенькую щель, чтобы видеть все, что происходит.
Дед ковыляет до двери и тревожно смотрит в глазок, который он недавно сам вырезал.
— Кто там? — спрашивает он.
Ему отвечает запыхавшийся женский голос. Хотя слова трудно расслышать, но Прессия замечает, что дедушка немного успокаивается. Дед впускает пожилую женщину и сразу захлопывает за ней дверь.
В щелочку Прессия не видит женщину целиком — только мелькание ржавых шестеренок, вросших в щеку, и блеск металла над глазом. Женщина худа и сильно сутулит плечи. К руке она прижимает красную от крови тряпку.
— Веселье! — кричит она. — Только что объявили! Оно же всего месяц назад было! Еле ноги унесла.
Веселье? Бред какой-то. УСР объявляет Веселье, и в этот день солдатам позволяется собирать команды на двадцать четыре часа, чтобы убивать мирных жителей, оттаскивать их тела на поле противника и подсчитывать очки за убитых. Побеждает команда, набравшая больше очков. Это своего рода естественный отбор. Веселье происходит примерно два раза в год, поэтому слова старухи кажутся бредом — прошлый раз оно было всего месяц назад. Именно тогда дед переделал шкафы и сконструировал ложные панели, а топот и дикое уханье солдат заглушал звук молотка. Никогда не проводилось два Веселья подряд, и никогда это не происходило без предупреждения. Прессия решает, что женщина либо сошла с ума, либо в шоке.
— Вы уверены, что это действительно Веселье? — спрашивает дед. — Я не слышал пения.
— А где, по-вашему, я получила эту рану? Солдаты идут с Бутовых полей на запад. Я побежала сюда, домой уже нет смысла.
Женщина хочет, чтобы дед ее заштопал, но он так давно не занимался этим ремеслом, что ему приходится поискать свои запылившиеся инструменты в глубинах шкафа.
Женщина в сердцах восклицает:
— Клянусь Богом, что за день! Сначала все эти слухи, теперь еще и Веселье!
Она садится за стол и замечает механических насекомых и фотографию, к которой прикасается пальцем. Интересно, спросит ли она о снимке? Прессия жалеет, что не убрала
— Слышали новость?
— Я сегодня не был на улице. — Дед садится напротив женщины и осматривает ее рану.
— Не слышали?
Он качает головой и начинает промывать инструменты антисептиком. Комната наполняется запахом спирта.
— Появился Чистый, — взволнованно шепчет старуха. — Мальчик без каких-либо шрамов, отметин и мутаций. Говорят, он почти взрослый, этот парень — высокий, худой, с коротко стриженными волосами.
— Это невозможно, — отвечает дед.
Прессия тоже так думает. Люди любят развести шумиху вокруг Чистых. Уже не в первый раз она слышит подобное, но никогда эти слухи не подтверждались.
— Парня заметили в Сухих землях, — продолжает женщина. — А потом он исчез.
Дед смеется, его смех перерастает в приступ тяжелого кашля, от которого он начинает задыхаться.
— Вы в порядке, с таким-то кашлем? — нервно спрашивает женщина. — У вас мокрота в легких?
— Я в порядке. Это все горловой вентилятор. Он собирает слишком много пыли и должен иногда избавляться от нее.
— Все равно невежливо смеяться, — осуждающе замечает женщина.
Иголка втыкается в ее кожу. Женщина вздрагивает.
— Но сколько раз мы слышали подобное прежде?
— В этот раз все по-другому, — взволнованно возражает она. — Это вам не сплетни пьяных группи. Есть аж три очевидца. Каждый видел его, а затем сообщил. Говорят, что сам парень их не заметил, и они не подходили к нему, потому что почувствовали, что он вроде как святой.
— Это всего лишь слухи.
Дед продолжает штопать рану в полном молчании. Лицо женщины становится непроницаемее. Дед привычным быстрым движением стирает кровь, дезинфицирует рану и забинтовывает.
— Все, готово.
Женщина опускает рукав рубашки поверх повязки. В качестве оплаты он протягивает деду оловянную миску, в которой лежит кусок мяса и половинка ярко-красного фрукта с толстой кожей, как у апельсина.
— Правда, красивый?
— Было приятно иметь с вами дело, — говорит дед.
— Вы можете верить мне или нет. Но слушайте, если кто-то из Чистых выбрался, то сами знаете, что это значит.
— Нет, — отвечает дед. — И что же это значит?
— Если есть выход, значит, есть и вход.
У Прессии бегут мурашки по коже. Женщина прикладывает ладонь к уху.
— Вы слышите? — спрашивает она.
Теперь и Прессия слышит что-то, похожее на отдаленные песнопения Веселья. Что, если женщина вовсе не сумасшедшая? Как же хочется, чтобы слухи о Чистом были правдой! Иногда слухи не врут, хотя обычно они привлекают и дают надежду, а затем жестоко разочаровывают, оказываясь сказками.