Пепельные цветы

Притуляк Алексей

– Что?
– подняла брови Гленда.
– Что там?

– Не скажу тебе, - цыганка выпустила её руку.

– Почему?
– испугалась Гленда.
– Что-то плохое?

– Не-ет, нет, дочка, - Джайя ласково погладила её по голове.
– Не бойся.

И правда, весь испуг Гленды сразу прошёл, едва тёплая рука цыганки коснулась её лба.

– Ничего, - повторила старая.
– Успокойся, ничего плохого.

– Просто традиция такая, - участливо добавил Ллойд.

Цыганка глянула на него, кивнула, улыбнулась.

– А и то, - подтвердила.

– А мою посмотрите, - попросила Беатрис, протягивая руку.

Джайя

взяла её ладонь, наклонилась, близоруко рассматривая. Через минуту лицо её осветила изнутри едва заметная тёплая улыбка.

Беатрис тоже улыбнулась вслед за ней — просто невозможно было не улыбнуться навстречу.

– Что-то хорошее?
– с надеждой произнесла она.

– Да, дочка, - кивнула Джайя.
– Хорошее. Любовь тебя ждёт.

Беатрис смутилась, отмахнулась от весёлого взгляда Гленды.

– Любовь?

– Да, - подтвердила цыганка.
– Самая последняя. Самая большая.

– Ой, как романтично!
– воскликнула Гленда. И добавила лукаво: - И я, кажется, даже знаю, кто этот принц...

Беатрис смутилась ещё больше.

– Полно, Гленда, о чём вы! Вы же не цыганка.

– Этот принц — я, - ни с того, ни с сего изрёк Ллойд.

– Фу ты, какая самоуверенность!
– Беатрис сердито взглянула на Ллойда, но не сдержала ласковой улыбки.

Гленда отлично всё видела. Гленду не проведёшь — она уже не пятилетняя девочка, а умудрённая жизнью будущая мама. Она хихикнула над глуповато-довольным видом Ллойда, над раскрасневшимися щеками Беатрис.

– Ты не бойся, дочка, - сказала между тем цыганка.
– Не закрывай своё сердце. Ведь это — последняя твоя любовь. Так ты впусти её. Поскорей впусти, не трать время.

– По... Последняя, - задумчиво и грустно прошептала Беатрис.

– Больше уже никого не полюбишь, - цыганка ласково коснулась её плеча.
– Вот и последняя.

– А-а, - с облегчением вздохнула Беатрис.
– Вот оно как...

– Ну да, - кивнула Джайя.
– А я как сказала?

Дверь из коридора открылась, едва не ударив Ллойда. В гостиную ступил Шон Деллахи. Он был в своей неизменной шляпе, которую не снимал даже на время общего обеда.

Хмуро оглядев собравшихся, он кивнул Ллойду: извини, приятель. Потом его взгляд вернулся к цыганке и застыл на её лице. Джайя, подняв голову тоже уставилась на вошедшего. В глазах её медленно и всё отчётливей проступал страх.

Гленда недоуменно посмотрела на цыганку, на Деллахи. Встретилась глазами с не менее удивлённым взглядом Беатрис.

А Ллойд ничего не заметил.

– О, вот и Деллахи!
– радостно воскликнул он.
– Деллахи, будете играть с нами в домино?

– Состэ мэ на умрём араки!
– вполголоса произнесла Джайя, обращаясь к самой себе. И Беатрис: - А кто хозяйка здесь, скажи красавица?

– Хозяин, - отозвалась та.
– Он к парому пошёл. И хозяйка с ним.

– Вместо мула, - усмехнулся Ллойд.

– А мне кажется, он её любит по-своему, - вставила Гленда.

– Да, очень по-своему, - хохотнул Ллойд.
– Уверяю вас, Гленда, рано или поздно он её...

Гленда закрыла ладонями уши.

– Не хочу слушать!
– воскликнула она, бросив на Ллойда сердитый взгляд.

В наступившей затем полной тишине Деллахи прошёл через всю гостиную и уселся на один из стульев у стены. Слышно было только постукивание протеза да усталый вздох стула, который, наверное, в очередной раз подумал

о том, что уже слишком стар.

Все наблюдали за перемещением Деллахи, не отрывая взглядов. И тоже, наверное, подумали, что стулу давно пора на пенсию.

– Так что насчёт домино, Деллахи?
– напомнил Ллойд.

Деллахи отрицательно покачал головой.

– Жаль, - не унимался молодой человек.
– Составилась бы партия. Тогда, может быть, в карты?

– Пойду-ка я, пожалуй, - поднялась Джайя.
– Подожду хозяев на улице.

– Зачем же это?
– удивилась Беатрис.

– Да вон, они уже идут, - произнёс Ллойд, поглядывая в окно.
– Пустые. Без продуктов, кажется.

Гленда приподнялась, тоже выглянула в окно, возле которого сидела.

– Да нет, - возразила она.
– У них что-то лежит в корзине.

Минута или две прошли в полном и неловком молчании. Потом послышались шаги пришедших, обивающих на крыльце ноги. Дверь открылась, и вошли супруги Маклахен.

11. День четвёртый. Пирс Маклахен

У кого-то жизнь проходит от любви до любви, у кого-то от получки до получки, а у Пирса Маклахена — от парома до парома. Нет, претензий он никому никогда не предъявлял, потому что эту жизнь он выбрал себе сам и был ею вполне доволен. Тем более, что раньше особой зависимости от парома не было. Во-первых, он ходил регулярно и как часы. Во-вторых, если ты чего-то не купил на пароме, можешь всегда самолично отправиться в Сент-Брайдс и приобрести всё необходимое. Сейчас ни о какой поездке на материк речи не шло: во-первых, цены на бензин взлетели до небес, а во-вторых, какого чёрта, скажи на милость, делать в этом хаосе, рассаднике страха, паники и всякой заразы.

Паромное сообщение стремительно разваливалось, как разваливалась тихая и спокойная жизнь. С каждым днём паром ходил всё реже и всё больше уклонялся в какой-то одному ему ведомый график. Цены росли как на дрожжах, а количество предлагаемых товаров медленно, но неуклонно таяло.

Вот и сегодня не привезли почти ничего из того, что Маклахен заказывал. Ни крупы, ни репы, ни мяса. А этот чёрт рыжий, хромец этот проклятый: всё ему каждый день мясо подавай. Как сдурел. Корми всех мясом, да печенью, да овощами. А где их взять-то... И только всё деньги суёт. Денег у него, похоже, куры не клюют. Понятное дело: награбил, убивец, маньяк чёртов. Вот только какое ему дело до всех этих... непонятно. А то, что Пирсу Маклахену не понятно, то вызывает у него опасение и желание от этой непонятности избавиться. Ну да ладно, платит этот хромой чудик за всех, ну и пусть платит — Пирс Маклахен от этого не обеднеет уж никак...

Чёртова курица, эта Меган, вся извелась и его извела — кудахтала и стонала всю дорогу над неладной жизнью до тех пор, пока он не цыкнул на неё как следует. Кудахтай, не кудахтай, а ничего теперь не поправишь. Людишки, эти тупые создания, решили таки окончательно и бесповоротно уничтожить к чертям жизнь и самих себя. Да и пусть им. Пирс Маклахен как-нибудь пересидит на своём острове все эти ваши идиотские... эти, как их... потоклизмы... Слова-то у вас непотребные, дурные слова. Какие сами вы, такие и слова выдумываете. Сдохли бы вы все поскорее к чертям собачьим! Вот бы жизнь наступила без вас чистая да спокойная...