Пепельные цветы
Шрифт:
– Нет!
– поспешно воскликнул Ллойд.
– Не презираю! Только не кричите на меня. Пожалуйста.
– Ладно, ладно, - смягчился вдруг хозяин.
– Ладно, я это... не буду кричать. Только ты не дури и всё. И не буду. Ты, сынок, не чуди, говорю тебе. Война-то, она, глядишь, со дня на день кончится. Жив если будешь, так деньги тебе очень даже пригодятся. Только не говори никому, слышишь! Этого тебе и на лечение хватит у этого твоего профессора, как его... Ну и жениться если надумаешь. Только на стерве какой не женись, слышишь! Держись этой девки, как её, Беатрис этой. Она баба правильная, она
– Да, - неуверенно кивнул Ллойд.
– Да. Но... Беатрис — она не такая, она меня...
– Глуп ты!
– перебил Маклахен.
– Безумен. Не понимаешь ничего ни в жизни, ни в этих чёртовых бабах. Надует она тебе в уши, приголубит, пожалеет — ты и раскиснешь... Не верь никому! И про деньги молчок, понял?
– Да. Но Беатрис, она... Хотя, последнее время она то и дело одёргивает меня. Возможно, она действительно...
– Да чёрт с ней, с бабой с этой!
– отмахнулся Маклахен.
– Речь не о ней. Ты про деньги только молчи. И спрячь получше. Хорошенько спрячь. Когда всё кончится, и придёт паром, они тебе понадобятся. Мне-то они... не нужны уже. Моя жизнь кончилась. А детей не было ни разу. Меган-то моя не могла родить. По проклятью... Кому всё? Кому жизнь моя? Отель? Деньги кому?.. Отель я тоже тебе отписал. Завещание написал на тебя. Детей-то у меня нет. Понял? Отель — твой. Только имне говори ничего. Никому. Даже девке этой не говори!
– Я понял, да, - кивнул Ллойд, лихорадочно пытаясь запомнить. Он всегда плохо запоминал, если непременно нужнобыло запомнить. Когда профессор Локк просто так называл слова или цифры, Ллойд запоминал довольно длинные последовательности. А если сначала профессор говорил, что нужно запомнить как можно больше и то и дело посматривал на часы, тогда в мозгу Ллойда словно вырастала какая-то стена, словно какое-то третье «я» специально отвлекало его, нашёптывая на ухо разные глупости.
– Одна копия у тебя здесь, в свёртке, вместе с деньгами, - продолжал Маклахен.
– С ней к нотариусу и пойдёшь. Не потеряй! Если потеряешь, есть ещё одна копия, у меня в комнате, в бюро лежит. Нотариус всё сделает, оформит отель на тебя. Вот... Так, что ещё... Только про деньги молчи, заклинаю тебя! Обманут же. Убить могут. Этот, хохотун, ты не смотри, что весёлый. Из таких-то весельчаков и выходят самые страшные убийцы.
– Липси — он хороший, - нерешительно вставил Ллойд.
– Что ты мелешь, дурак!... Ладно, это... не бойся, не бойся меня. Ихбойся. Нет среди них хороших, поверь. Когда дело доходит до делёжки, до денег, тут все становятся волками. Уж поверь. Я жизнь прожил, людишек повидал. Знаю.
– Вы не правы. Беатрис говорит, что...
– Заткнись, щенок и слушай, что я тебе говорю!
– рявкнул Маклахен. И тут же, оглянувшись на дверь, перешёл на шёпот.
– Прошу тебя, сынок, будь осторожен! Ты выжить должен, выжить твоя задача! Выживешь, вылечишься и будешь жить припеваючи. Отель поднимешь. Только
– А что вы... К чему это всё?
– нерешительно спросил Ллойд, съёживаясь, опуская плечи чуть не к коленям, ожидая окрика, удара.
– Тише, тише...
– неожиданно спокойно произнёс хозяин.
– Так надо. Ты вот ещё что... Там, у меня в комнате, под кроватью найдёшь сундук. Небольшой такой сундук. Там есть консервы. Тушёнка. Рыба всякая. Восемь банок там. Или девять. Масла жестянка. Концентраты разные. Ты ешь, сынок. Только потихоньку ешь, чтобы этине видели. Консервы-то они — надёжные: в них никакая радиация не влезет.
– Вы ошиб...
– Только не съедай всё сразу, - не слушал хозяин.
– Война-то ещё чёрт знает, сколько времени может протянуться. Когда если уж совсем невмоготу будет, тогда съедай баночку. Лучше бы тебе и бабу свою не кормить, но тут уж — тебе решать... Не ошибись только. Ни одна баба не стоит банки тушёнки, когда жизнь на кону... Эти-то все рано или поздно передохнут с голоду, если война затянется. А ты должен выжить, сынок. Ты понял? Выжить!
– Да, да, я понял, - закивал Ллойд, чувствуя, что голова его распухла и вот-вот взорвётся.
– Я всё запомнил. Кажется.
Маклахен за подбородок поднял склонённую чуть не к коленям голову Ллойда, долгим взглядом заглянул ему в глаза.
– Ох, горе ты моё!..
– вздохнул он.
– Боюсь я за тебя, боюсь, что обойдут тебя... Но тут уж я ничего сделать не могу... Помогай тебе бог!.. Про деньги только молчи, заклинаю!
– Я... Я понял, да. Про деньги нужно молчать. Я буду молчать. И есть буду мало. Я не хочу есть.
– Ох, горе моё!.. Не знаю даже. Ты один тут на человека похож, остальные — вши.
– Беатрис — не вошь!
– возразил Ллойд, на всякий случай снова втягивая голову в плечи.
– И Гленда... И...
– Заткнись!
– оборвал Маклахен. И спохватился: - Не бойся, не бойся, сынок. Ты только сделай, как я говорю. Очень тебя прошу.
Хлопнула дверь. В полумрак гостиной ступила Беатрис. Присмотревшись, она заметила сидящих в углу.
– Маклахен!
– сердито произнесла она.
– Вы опять?
– Нет, он — снова, - оживился, Ллойд, услышав её любимый, успокаивающий, умиротворяющий голос.
– Прекрати, милый!
– строго сказала Беатрис.
– Стань уже, наконец, взрослым человеком.
Она всё чаще и чаще разговаривает с Ллойдом таким тоном, надо заметить. Но он, кажется, ничем не заслужил такого с собой обращения.
– Вот видишь, - многозначительно подмигнул Маклахен.
– Не забудь, не забудь, что я тебе говорил!
Он поднялся и, бросив недовольный взгляд на Беатрис, пошёл к двери.
– Какой он всё же... ужасный человек!
– сказала Беатрис, когда хозяин скрылся за дверью и шаги его стихли в коридоре.
Она подошла к Ллойду, присела рядом с ним, обняла за плечи.