Пепельные цветы
Шрифт:
– Мерзкий, противный тип!
– Нет!
– в панике крикнул Ллойд, пытаясь зажать ей ладонью рот.
– Умоляю, не надо! Он будет сердиться. Он вернётся и поколотит нас.
– Да пусть только посмеет!
– Он будет ругаться. Не надо, Беатрис!
– Тш-ш-ш... Тише, мой милый, тише. Я не дам тебя в обиду, поверь мне. Я... я покусаю этого подлеца!
Под её поцелуями, поглаживаниями и тихим шёпотом Ллойд постепенно успокаивался. Он перестал дрожать и всхлипывать, как в приступе лихорадки. Он положил голову ей на плечо, а она гладила и перебирала его волосы.
–
– произнёс Ллойд
– Уедем?.. Куда же мы можем уехать, милый? Увы, на этом острове нам, кажется, придётся провести ещё не один день.
– Ну, тогда — уйдём. Хозяин говорил, что где-то на острове есть брошенная деревня. Мы станем там жить. Вдвоём. Найдём подходящий домик и... Я починю его, если он окажется слишком уж... Ты будешь создавать уют. Я стану рыбачить, охотиться и собирать ягоды. Наверняка на острове растёт малина, ты любишь малину? Или смородина. Но смородину я не люблю, - Ллойд всё больше воодушевлялся картинами, которое рисовало ему воображение, забывал о Маклахене; глаза его смотрели в фантастическую даль и улыбались.
– А когда я буду возвращаться с охоты... или с рыбалки... ты будешь встречать меня поцелуем и окликать нашу дочку: «Эй, Карис, беги сюда скорей! Папа пришёл, добытчик наш!» Она прибежит, вся такая радостная, пахнущая малиновым вареньем и свежими булочками... Я подниму её на руках, прижму к себе. И мы будем счастливы. Втроём. А?
– Милый, милый...
– Беатрис незаметно смахнула повисшую на ресницах слезинку.
– Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Давай уйдём, а?
– Это было бы прекрасно, - грустно улыбнулась Беатрис, целуя его щёки.
– Я очень хотела бы поскорей остаться с тобой наедине, в нашем собственном доме. Родить тебе дочку и назвать её Карис. И чтобы мы были счастливы... Но пока... пока это невозможно, мой хороший, увы. С этим придётся повременить. Совсем недолго, надеюсь. А сейчас... Сейчас пойдём пускать петарды? Липси и Гленда, наверное, совсем заждались нас. Они уже замёрзли — на улице довольно холодно.
– Петарды!
– оживился Ллойд.
– Хозяин хотел отнять их у меня. Но я не отдал!
– Молодец, мой хороший. Я горжусь тобой.
– Правда?
– Ну конечно правда, глупый!
Он быстро поднялся, подхватил её под руку.
– Идём! Скорей! Это будет салют в твою честь. В честь Беатрис — моей любимой и самой прекрасной женщины на свете!
22. День двадцать первый. Шон Деллахи
У смерти особый запах. И этот запах Деллахи хорошо знал. Поэтому, едва войдя в бельевую, где жила Джайя, он сразу поморщился и замер, глубоко вдыхая ещё сохранившийся здесь особый запах стираного белья, мыла и дерева.
Несколько сушилок стояло вдоль стены. Другую стену от пола до потолка занимали стеллажи, на которых лежали простыни, наволочки, одеяла, матрацы и ворохи разномастного белья непонятного назначения.
Джайя устроила себе лежанку на широкой скамье, стоящей под окном. Окно сейчас было занесено толстым слоем пепла и снега, едва пропускало внутрь свет.
Деллахи
Юбка... три кофты... бельё... пара гребней... монисто...
Следов крови не было.
Он почти не сомневался, что не найдёт здесь никакой записки. Джайя и писать-то, скорей всего, не умела.
Разумеется, деваться цыганке было некуда. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что если Джайи нет в доме, значит её нет и в живых. Но только теперь, по тому особому запаху, Деллахи совершенно точно определил, что цыганка мертва. И почти уверен был, что её убили. И ни секунды не помедлил бы с ответом, если бы его спросили, кто убийца. Он бы даже, не сомневаясь ни минуты, списал на Маклахена и Меган. Зачем этому человеку больная лежачая жена — какая от неё польза? Вошёл к ней, придавил спящую подушкой... А, Маклахен? Ведь переправил жёнушку свою на тот свет? Мразь.
Наверное, здесь, на острове можно избежать разных формальностей. Можно довольствоваться подозрениями и чутьём — достать пистолет, пойти и разнести Маклахену башку.
Можно?..
Можно.
Ну, а если этот деревянный Маклахен не причастен?
И вообще... Суета это всё. Смерть — вон она, за окном. Пялится на на них на всех своими серыми глазами, ждёт. Недолго ждать ей осталось. Она бы и больше ждала, с её-то терпением — сколько надо, столько и ждала бы.
Ну и ладно...
Вышел из бельевой, тихонько притворил за собой дверь и отправился в гостиную.
Там было пусто. Стоял только слабый, почти неуловимый запах духов Беатрис. Значит, вышла она отсюда не больше минуты-двух назад.
Когда раздался внезапный треск очередей, он не задумываясь повалился на пол, откатился к дивану, замер, пытаясь определить, откуда стреляли.
Стреляли на улице.
Петарды. Он увидел взмывшие в небо за окном зелёные, жёлтые, красные огоньки.
– Чёртовы придурки, - донёсся из коридора недовольный голос Маклахена.
– Они всё-таки взялись за эту забаву! Забыл я отобрать у дурака хлопушки. Проклятая баба, сбила с панталыку!
Он толкнул дверь и уставился на Деллахи, который как раз начал подниматься с пола. С тех пор как потерял ногу, делать это быстро так и не научился.
– А ты чего это тут валяешься?
– вопросил Маклахен.
– М-мэ-э-мышь, - не нашёлся, что ответить Деллахи.
– Какая ещё ммэмышь?
– П-пэ-э-пробежала.
Маклахен посмотрел на него, по сторонам.
– У-у-у, - промычал он.
– Ну-ну...
– Н-надо п-пэ-э-лыть на большую з-землю, - сказал Деллахи, садясь на диван.
– На кой чёрт?
– Маклахен подошёл к столу, дёрнул стул, уселся.
– П-продукты. П-пойдёшь с-сэ-э-со мной?
– Я что, дурак совсем?
– поднял брови хозяин.
– Какие там продукты? После бомбёжки. Нет уж, я и здесь подохну ничуть не хуже, чем там. А ты — иди, если хочешь. Жрать совсем не остаётся, так что один рот со счетов долой — будет очень здорово.
– У т-тебя м-мэ-э-моторка, я видел. А б-бензин?
– Ради такого дела найдётся, - кивнул Маклахен.
– Л-лодка на х-ходу?