Per rectum ad astrum
Шрифт:
— А чего это вы все на меня уставились, взвод? У меня что-то не так с лицом? — она звонко пришлёпнула ладонями свою попу.
Рассмеялись все, даже Валеска.
— Ну вот! Так-то лучше! Даже наша суровая мама-лейтенант смеётся! Так чего хотите?
— Песню, — напомнил Сергей, — Что там дальше?
— Дальше там суровые армейские будни, — Юби задорно улыбнулась и сделала пару шагов от своего верстака и заявила, — Кто — курил, а кто — кемарил…
Она вальяжно толкнула Курта в плечо, сделала шаг к Рему:
— Крюгер штык любимый правил, — она подтолкнула
— Я не Крюгер, — неубедительно возмутился тот, но улыбаться не перестал.
— Говорим неторопливо — кто о бабах… — Юби цинично ухмыльнулась, оглядела парней, но петь не перестала, — Кто про пиво… кто о том, как капитан всех материл… — она скроила хитрую мордочку, прищурив один глаз, приняла театральную позу и ткнула в Валеску пальцем.
— Когда это я вас материла! — настала очередь Валески возмущаться.
— Ага! То есть против капитана ты не возражаешь! — ехидно заметила Юби.
Она дотанцевала до Алеси и, подтолкнув её плечом, спела уже ей:
— Лишь Угрюмый, как обычно, молчаливо, флегматично, что-то из пластита мастерил!
— Это я-то «Угрюмый»!? — опешила Шатова. Она подхватила вскрытую мину с верстака и потрясла ею в воздухе, — Ты чего? Пластиту до этого произведения искусства далеко!
При этом действии глаза Тоши Игараси не то что круглыми стали, а чуть не выпали. Но испугаться так никто и не успел.
Грановска легко оттолкнулась от Алеси, снова крутнулась вокруг себя и, оказавшись рядом с Валеской, приобняла её за талию:
— Рядом Демон — строен, ладен, быстр, умён и беспощаден…
— Да ладно тебе, — Валеска в шутку отбивалась, не в силах справиться с улыбкой.
— … весельчак и балагур, четвёртый дан… — Юби прихватила за шею Бурана, подтянула его ближе, и распелась совсем уж от души — Нежно тиская гитару, с Кабаном они на пару, тихо напевали: «караван…»
— Да ладно тебе, какой из меня «Кабан»…
— А что такое «гитара»? — поинтересовалась Рысьева.
— Струнный музыкальный инструмент, — сообщил Ким, — Только, если честно, затруднюсь сказать, как именно она звучит… и выглядит.
— По-разному гитары звучали, — неожиданно сообщил Буран. Он лёгким движением освободился от руки Грановски, — Всё зависело от изготовителя, от типа гитары, ну и от самого исполнителя — это главное.
Он аккуратно взял Юби подмышки и отставил её от себя. На всякий случай.
— Нам ещё, для полного счастья, гитары не хватает, — вздохнула Валеска, — А на этих гитарах что, по двое сразу играли?
В этот момент раздался зуммер связи, яркой точкой обозначилась голограмма вызова. Взвод, все как один, обернулись. И почему-то замерли в нерешительности.
— Интересно, кому это мы понадобились, — проворчала Шатова, догадавшись наконец вернуть мину на верстак.
Игараси тут же метнулась, вщёлкнула в неё один за одним предохранители, весь комплект, вернула на место защитную планку, закрыла крышку. И довольно улынулась.
— Что-то первый раз такое на моей памяти, — заметила Зеленцова, — Кто-то с нами связаться пытается.
Валеска встряхнулась, подошла к голограмме:
— Чего замерли, взвод? Сейчас и выясним, — она прикоснулась к пульсару и развернула его в объёмный экран.
С экрана смотрел Берсенев. За его левым плечом глыбой возвышался Олсен, с самой непроницаемой и таинственной рожей на свете. Справа, с загадочной улыбкой на лице, стояла Джамбина.
— Лейтенант Йенч? — он окинул взглядом кубрик, замерших десантников, удовлетворённо хмыкнул, — Вам надлежит собрать взвод в зоне отдыха через двадцать минут. Явка строго обязательна. Приказ ясен?
— Так точно.
— Выполняйте, — Гай позволил себе улыбку, — Мы вас ждём.
И отключил связь.
Валеска обернулась. Семнадцать пар глаз настороженно ждали её реакции.
— Что не так, команда? Чего напряглись? — спросила она.
— Настораживает нестандартный приказ от Берсенева, — сказал Ким.
— Явно они что-то придумали, — поддержал Буран.
— Вопрос в том — чем для нас это кончится, — заметила Порошина, — Если они нас переформировать решили, так и знайте — я решительно против.
Взвод одобрительно загудел.
— Девчата, вы не поверите, — заявил Курт, — Мы к вам уже так привыкли… я бы даже сказал, сроднились. Думаю, парни меня поддержат. Валеска? Я понимаю, времени прошло — всего ничего, но… поймите нас правильно — это наш дом, — он раскинул руки в стороны, — Вы — наша семья… Особенно после нашей «шпионской неприкаянности» на Земле. Это же всю жизнь, с детского дома — по другим странам, под чужими именами, и чужими личинами, без возможности любых привязанностей… Возились в земном социальном гнилье, «играли» в шпионские игры. Это — не увлекательные приключения интерактивных программ. Как правило, всё это муторно и скучно. Чаще — противно, до омерзения. И ждали. Годы. Мы знали, во имя чего мы на всё это идём — нас к КОСМОСУ с детства готовили. Мы им жили, ожиданием этим. И не просто «дождались». Мы — заработали свой билет на «Прайм». У вас же здесь — другая жизнь просто! — он раскинул руки в стороны, словно обнимая всех сразу, — Это как глоток чистой воды после пешего перехода через пустыню. Наверное, даже представить трудно, что мы успели почувствовать здесь, с вами. С надеждой взглянули в будущее, когда избавились от всего того…
— А как же святость армейского понятия «приказ»? — Йенч вздохнула, — Ты не думай, я тебя очень хорошо понимаю. У нас самих стаж «этой жизни» на пару месяцев больше чем у вас… всего.
Все замерли задумавшись.
— Но существует же элементарная целесообразность, человечность, наконец, — возразила Ребекка.
Курт сгрёб её за плечи, подтянул к себе и чмокнул в щёку:
— Ты не поверишь, насколько разной бывает целесообразность и человечность, сестрёнка.
— Так, ладно… не нагнетайте раньше времени! Мы вас тоже за просто так отдавать не собираемся. Но — дело у нас общее, если понадобиться, пойдём на жертвы… если не найдём другого выхода.