Per rectum ad astrum

Носов Павел

Лузгин досадливо тряхнул головой. Знает, конечно знает — просто не знал, как спросить. И не знает до сих пор. Весь третий взвод… все, кого удалось подобрать… то есть… Подобрали тридцать девять человек. Восьмерых так и не нашли. Гай взял ответственность на себя час назад примерно — распорядился прекратить поиски. Сообщил об этом Руслану… все остальные, кто был в рубке, находились в состоянии молчаливой фрустрации, близком к шоковому, возразить никто не смог… и запросил разрешение запускать процедуру предстартовой подготовки «Прайма». Рус согласился. А что ещё было делать? — намеченные циклы работ завершены. Каменщиков надо

забирать с объектов. Сворачивать перерабатывающий и производственные комплексы. Отзывать научно-исследовательские группы со сцепки. Или отрабатывать им новый комплекс задач.

Начинать новые циклы? Тогда проще здесь остаться, у Сатурна, и к другой Звезде не уходить. Мы и здесь найдём, чем заняться. Но уходить надо обязательно. У Руслана был полный комплект аргументов «ЗА». Так же имелся полный комплект доводов «ПРОТИВ», разбивавший все «ЗА» в пыль. Дискутировать можно до бесконечности.

Но оставалось «чувство».

Ощущение.

Уходить из Солнечной Системы НАДО.

И как можно быстрее.

Как-то аргументировать это чувство он не мог. Куда они опаздывают — неизвестно. Зачем спешить — непонятно. Но ощущение «надо спешить» потому что «опаздывают» терзало всё настойчивей с каждым часом.

Так вот. Третий взвод — его фактически не стало. Психологически уцелела только группа Шпильцева. Отделение Шпильцева. Не обошлось без фокуса…

Остальные по умолчанию, то есть молча и единогласно, не просто переквалифицировались в монтажники, но равномерно распределились по действующим командам. Сразу, как только покинули медицинский блок. Словно попытались компенсировать собой погибших монтажников САЛАКа. Даже сформировать отдельную бригаду отказались. Руководящих должностей тоже на себя никто не взял. Притихли, словно растворились. Два-четвёртые нашли и подобрали ещё трёх… человек.

Парень — нашёл способ покончить с собой. Оставили там, где нашли, хоть два-четвёртые и попросили подтвердить этот приказ.

Девчонка — в состоянии абсолютно невменяемом, её заперли в отдельном медицинском боксе, психиатры искали к ней подходы, но пока только разводили руками… не пришлось бы давать команду на утилизацию. Вот тоже вопрос: можем мы позволить себе возиться с такими… «овощами»? Есть ли в этом смысл? Этот социально-нравственный момент не отработан совсем. Но ответственность всё равно на нас с Гаем, как ни крути. В некотором смысле повезло, что она одна такая.

Ладно.

И — внимание — фокус: третий найденный последним мужчина — Брюс из отделения Шпильцева. Полностью вменяемый, повзрослевший. Злой. Он спокойно работал над теоретической частью своей программы оперативного комплексного патогенеза в условиях космоса и, кажется, даже немного жалел, что не успел заранее ввести себе парочку новых, найденных на планетоидах вирусов — встроенного оборудования для самодиагностики должно было хватить… в общем, ясно. И, кстати, даже не особо надеялся, что его успеют найти до полной выработки ресурса жизнеобеспечения «шкуры». Он спешил доделать работу, намечал экспериментальные направления исследований. Просто надеялся что эти материалы люди найдут когда-нибудь потом.

И злой был не на людей. Даже на Чужаков — не очень.

На себя.

Как загадочно сформулировал обследовавший его психиатр: «Приглушённая внутренняя вдохновенная ярость. Парень готов к чему угодно, прямо сейчас. К действию, ещё лучше — к

борьбе. Жалеет, что «чего-то» не успел сделать раньше в своей жизни. И горит, прямо полыхает делать «это» сейчас. Маловероятно, что сорвётся. Но следите, чтобы лишнего не наворотил».

Не наворотил. Вернулся в отделение, включился в работу, «на ходу» изучая все материалы боя за Сатурн. Не дал своим скиснуть — в выходные пять часов затащил всё отделение на стрелковый полигон, на час. Потом, ещё на час — на пилотажный симулятор. Спать? В медблоке не выспались? Не позорьтесь. Успеете ещё выспаться. Не просто «затащил» — вдохновил. Позже, по результатам разговора с Берсеневым, взял согласие на формирование своего собственного взвода нового образца — полная комплектация отряда по научным направлениям, углублённая десантная и пилотажная подготовка у всех. «Не отходя от кассы» «застолбил» у Северцева новый корвет под свой будущий взвод. Обещал активное участие в разработке. Договорился на стажировку у Йенч и Леннокс в перспективе. А это не так просто — у них графики «лет на десять» вперёд расписаны. Гай, когда рассказывал Руслану, неопределённо посетовал ещё: «если бы на Земле подобные вопросы так же легко решались!..».

В данный момент, Руслан ёрзал на стуле за столом, в ресторане, ёжился под тяжёлым, колючим, но всё равно каким-то тускло-рыбьим, погасшим взглядом Тимирязева и думал: «только бы парень не сдулся!». В смысле — Брюс. Потому что Олег… вот. Психиатры сказали — нужно время. А Руслан сидел и «незнал» что сказать. Перебирал варианты, отбрасывал один за одним, но нужного не находил. Криста «благоразумно» слиняла за соседний столик, настороженно поблёскивая сочувствующим взглядом оттуда. Молчание затягивалось.

— Друг, мне сказали, ты хотел поговорить, — голос Тимирязева чуть ожил, потеплел, но остался таким же тихим. Олег счёл нужным пояснить, — Я поэтому тебя нашёл.

Но взгляд не изменился. Не смог?

Смысл, тянуть время? Это был всё ещё Тимирязев, но совсем другой Тимирязев. Лузгин вздохнул.

— Хотел передать тебе новую роту. На базе второй и третьей кадетских. Материал хороший, подготовку нужно продолжать…

— Не смогу. — Тимирязев качнул головой.

— Хотя бы рукопашный…

— Я не смогу, — снова перебил Олег, — Пойми. Пока я ТАМ болтался, люди за меня дрались. И погибали. А я просто «висел» в пустоте. Я ничего не смог сделать. Кто я такой теперь? Какой я теперь капитан? Йенч, Фирсова, Латива, их отряды… они дрались и погибали, пока я тупо болтался в пустоте. И не делал ничего, потому что не мог. Чувствуешь разницу? Я не имею права быть капитаном десанта. Сам понимаешь, «рукопашный бой» — это не «хотя бы». Это — формирование личности. На данный момент — мне нечего им дать. Я не имею на это права. Просто не имею права туда лезть.

Он встал:

— Этот разговор тяжело тебе даётся, друг. Я лучше пойду. Извини.

Ушёл.

Криста скользнула на своё место, тихонько села напротив. Руслан скривился, глядя в стол. Потом зло тряхнул головой, ткнул пальцем в сенсор меню. Через минуту подкатилась тележка, ловко перегрузила манипулятором на стол чашку с горячим кофе, пододвинула Руслану. И укатила. Рус продолжал молчать.

— Может, возьмёшь чего-нибудь, не столь крепкое, как твой кофе? — слишком серьёзно предложила Криста, — Вполне можешь долить свой кофе в коньяк. Кофе почти не пострадает.