Перебежчик
Шрифт:
– Дядя!
– сердечно приветствовал он майора Бёрда, после чего немедленно повернулся к Старбаку. Они дружили уже три года, но уже несколько недель не видели, и Адам бросился к нему с неподдельной радостью.
– Ты выглядишь заспанным, Нат.
– Он был на молитве прошлой ночью, - прервал его сержант Траслоу таким кислым тоном, что никто кроме него и Старбака не догадался бы, что он шутит, - молился до трех утра.
– Молодец, Нат, - тепло сказал Адам, повернув жеребца к Таддеусу Бёрду. – Ты слышал, что я сказал, дядя? Там янки на дороге!
–
– Эти негодяи стреляли в меня, – Адам, казалось, был удивлен, что такая наглость может иметь место в военное время.
– Но мы убежали от них, не так ли, мальчик? – он похлопал своего взмыленного жеребца по шее, а затем, соскочив с седла, передал поводья Роберту Декеру, солдату из роты Старбака
– Выгуляешь его немного, Роберт?
– С удовольствием, мистер Адам.
– Да, и не позволяй ему пока напиться. До тех пор, пока не остынет, – напутствовал Адам Декера, а затем объяснил дяде, что на рассвете он выехал из Кентервиля, рассчитывая встретить Легион на дороге.
– Я не мог вас найти, поэтому продолжал ехать, – весело рассказывал Адам. При ходьбе он слегка прихрамывал - следствие пули, полученной им в битве при Манассасе, но рана хорошо зажила, и хромота почти не была заметна.
Адам, в отличие от отца, Вашингтона Фалконера, находился в самой гуще схватки при Манассасе, хотя за несколько недель до этого его терзала неоднозначность моральной стороны войны, и он даже сомневался, сможет ли вообще принять участие в военных действиях.
После битвы, пока он поправлялся в Ричмонде, Адама повысили до звания майора, и он получил назначение в штаб генерала Джозефа Джонстона.
Генерал был одним из многих конфедератов, которые ошибочно считали, что Вашингтон Фалконер помог остановить неожиданную атаку северян на Манассас, и повышение сына, как и его назначение в штаб, являлось данью уважения отцу.
– Ты привез приказы?
– в свою очередь спросил Адама Бёрд.
– Только себя собственной персоной, дядя. Слишком уж хорош этот день, чтобы торчать за бумагами у Джонстона, вот потому я и приехал. Хотя и совсем не ожидал вот этого, - Адам повернулся и прислушивался к ружейной стрельбе, доносившейся из дальнего леса.
Ружейный огонь теперь почти не затихал, хотя это и не было похоже на треск битвы. Напротив, это был методичный, механический звук, исходя из которого можно было предположить, что стороны обменивались выстрелами только потому, что от них этого ждали, а не пытаясь причинить друг другу урон.
– Что происходит?
– спросил Адам.
Майор Таддеус Бёрд объяснил, что две группы янки перешли реку. Адам уже встретился с одной из вторгнувшихся групп, тогда как другая заняла высоту у острова Гаррисона.
Никто точно не был уверен, чего добивались янки своим двойным вторжением. Ранее казалось, что они пытаются захватить Лисберг, но всего лишь одна рота миссисипцев повернула вспять продвижение федералистов.
– Парень
Остатки батальона Даффа и сейчас оставались на том же месте, держа янки прижатыми к лесу на вершине утеса.
– Ты должен рассказать Джонстону о Даффе, - предложил Адаму Бёрд.
Но Адама, похоже, не интересовал героизм миссисипцев.
– А ты, дядя, что ты собираешься делать?
– спросил он вместо этого.
– Ждать приказы, конечно же. Полагаю, Эванс не знает, куда нас послать, и ждет, чтобы понять, какая из группировок янки наиболее опасна. Как только это прояснится, мы пойдем и разобьем чьи-то головы.
Адам вздрогнул от тона своего дяди. Прежде чем присоединиться к Легиону и неожиданно стать старшим офицером, Таддеус Бёрд был школьным учителем, сардонически высмеивавшим как военное дело, так и саму войну, но одно сражение и несколько месяцев на должности командующего превратили дядю Адама в гораздо более мрачного человека.
При нем осталось его остроумие, но теперь оно приобрело грубоватый оттенок, признак того, по мнению Адам, как война изменила всё к худшему. Тем не менее, временами Адам гадал, неужели лишь он один осознает, как ожесточает и разрушает война всё, к чему прикасается.
Его товарищи, адъютанты в ставке армии, получали удовольствие от войны, рассматривая ее как спортивное соревнование, награду в котором получат самые рьяные игроки.
Адам миролюбиво выслушивал подобные напыщенные речи, зная, что любое проявление его настоящих взглядов будет встречено в лучшем случае с презрением, а в худшем - обвинением в малодушии и трусости.
Тем не менее, Адам не был трусом. Он просто верил, что война - это несчастье, порожденное глупостью и гордостью, поэтому он лишь исполнял свои обязанности, скрывая истинные чувства, и жаждал мира, хотя как долго он сможет выносить свое притворство и двуличие, он не знал.
– Будем надеяться, что ничью голову сегодня не разобьют, - сказал он дяде.
– Слишком прекрасен этот день для убийств, - Адам обернулся, когда повар одиннадцатой роты снял котелок с огня.
– Это обед?
В полдень на обед был куш [6] : тушеная говядина, свиной жир и кукурузный хлеб в сопровождении пюре из отварного картофеля и яблок.
В округе Лауден, где фермы были богаты урожаем, а солдат Конфедерации не так уж много, еда была в изобилии. В Кентервиле и Манассасе, по словам Адама, с припасами дела обстояли намного хуже.
6
Куш - блюдо из южных американских штатов на основе кукурузной крупы, мяса и других ингредиентов.