Перед бурей
Шрифт:
При этом Мариновский строил невероятно идиотскую
рожу, и все опять помирали со смеху.
Или, наконец, тот же Мариновский, делая вид, что
представляет меня обитателям заимки, нелепо-восторженно
кричал:
— Позвольте рекомендовать гражданина вселенной, сы
на отца бога-солнца и матери-земли, нареченного жениха
ее величества Революции!..
— Заткнись, дурак! — в ответ кричал я.
А все окружающие хохотали и громко аплодировали нам
обоим.
Так
восторженными ожиданиями наша молодая компания про
водила на заимке время и затем вернулась уже на лоша
дях в Омск.
22. ПОСЛЕДНЕЕ ЛЕТО ДОМА
То лето наша семья опять проводила на «Санитарной
станции». Чемодановы на этот раз к нам не приехали. Мы
жили одни, и теперь мир и гладь царили в отношениях
между мной и родителями. Мать окончательно убедилась,
что я уже вырос и могу ходить на своих ногах. Мне было
семнадцать с половиной лет, я кончил гимназию и через
два месяца должен был уехать в Петербург на самостоя
тельную жизнь студента... Это производило впечатление.
А сверх того, в недалеком будущем предстояла разлука
надолго, —- ни матери, ни мне не хотелось отравлять по
следних недель совместной жизни спорами и конфликтами.
И потому мы жили дружно, хорошо, даже любовно. Мне
это было очень приятно, и я все время пребывал в самом
лучшем настроении.
К тому имелись и другие причины. Еще с шестого
класса я твердо решил по окончании гимназии попасть в
Петербургский университет, и чем дальше, тем прочнее я
231
утверждался в этом намерении. Почему я так страстно
стремился в Петербург? Мои мотивы были двоякого рода.
Во-первых, я мечтал в литературной карьере. Кем имен
но я буду, — публицистом, литературным критиком, беллет
ристом или поэтом, — мне было не совсем ясно. Но что
мне на роду писано держать в руках перо, — в этом я
не сомневался. Литературной же столицей, конечно, был
Петербург.
Во-вторых, я мечтал также о приобщении к тому широ
кому общественно-политическому движению против цариз
ма, которое в то время все сильнее разливалось по стране,
и слабое эхо которого доносилось и до нашего омского
захолустья. Как должно произойти это приобщение, в ка
ких формах, на каких основаниях, — для меня тоже было
не совсем ясно. Но жгучее стремление к такому приобще
нию было налицо и становилось все сильнее по мере моего
приближения к окончанию гимназии. Я был твердо уверен,
что
и сомнения будут сразу разрешены: врата истины здесь са
ми собой откроются предо мной. Отсюда моя неодолимая
тяга в столицу. Мне было решительно все равно, в каком
качестве я туда попаду, — лишь бы попасть. Все осталь
ное казалось мне уже совсем просто. Как чеховские три
сестры, я все время твердил: «В Петербург! В Петербург!
В Петербург!» Но, не в пример чеховским героиням, я не
только мечтал о Петербурге, — я твердо решил во что бы
то ни стало попасть, и действительно попал в Петербург.
Однако далось это мне не сразу и не без борьбы. Со
стороны родителей мне отказа не было, но зато имелись
препятствия со стороны... царского правительства. В то
время в судорожной борьбе против нарастающего револю
ционного движения министерство народного просвещения
додумалось, между прочим, до такой своеобразной меры:
вся Россия была разделена на ряд крупных университет
ских районов, причем все среднеучебные заведения каж
дого района были приписаны к высшей школе именно это
го района. Учащиеся по окончании гимназий или реальных
училищ обязаны были поступать в университет или техно
логический институт своего района и в высшие школы дру
гих районов не принимались. Смысл этой меры состоял в
том, чтобы затруднить скопление в столицах крупных масс
учащейся молодежи, где она все больше превращалась в
серьезную революционно-политическую силу. Конкретно,
232
таким образом, мне предстояло учиться в Томске или Ка
зани (поскольку в Томском университете в то время е щ е
не было всех факультетов, двери Казанского университета
для омичей также были открыты). Это меня ни в какой ме
ре не устраивало. Одно время, чтобы обойти имевшееся
препятствие, я собирался по окончании седьмого класса пе
ревестись в Москву и там закончить свое среднее образо
вание. По разным причинам, однако, этот план не мог быть
осуществлен.
Тогда мне пришла в голову другая мысль. Историко-
филологический факультет в то время считался плохонь
ким, захудалым факультетом, ибо он душил студентов
древними языками и открывал пред оканчивавшими лишь
скромную карьеру учителя гимназии. Этот факультет
был мало популярен, и туда шли главным образом неудач
ники. Обычно на историко-филологическом факультете