Перед бурей
Шрифт:
бенно пациентки, приходят к доктору с работой, с книгами,
с вязанием, с вышиванием, приносят бутерброды и фрукты,
располагаются по-домашнему, знакомятся, судачат, зани
маются сплетнями и флиртом. По Москве в то время хо
дил рассказ, как двое молодых людей, познакомившись на
приеме у дяди Миши, за время лечения зубов пережили
страстный роман, закончившийся счастливым браком. Дядя
Миша был посаженым отцом у них на свадьбе.
По натуре
ный, но работать любил «на совесть». Поэтому с каждым
пациентом он возился долго и обстоятельно. А так как
пациентов было много и дядя органически не способен был
выдерживать точные сроки, то в его порядке дня получал
ся невероятный хаос. Больных он начинал принимать с
семи часов утра, кончал работу поздней ночью. Спал не
сколько часов, питался урывками и в совершенно неполо
женное время. Сплошь да рядом он до такой степени утом
лялся, что, садясь один (вся семья уже спала) часа в два
ночи поесть, он засыпал за столом с непережеванной пи
щей во рту. Тетя Лиля рассказывала, что однажды крыса
(которых вообще в доме было много) вскочила на стол и
откусила половину котлеты, торчавшей из дядиного рта.
Но дядя спал и ничего не заметил.
Так проходят годы, 90-е годы.
Но вот в политической атмосфере России начинают дуть
87
все усиливающиеся революционные ветры. В темносвинцо¬
вом своде неба все чаще образуются прорывы, сквозь ко
торые на землю падают лучи солнца. Почва под ногами
царизма колеблется. В народных массах, и прежде всего в
рядах пролетариата, нарастают все большие беспокойство,
волнение, воля к борьбе за освобождение. Идет 1905 год.
И в душе дяди Миши, как в полупотухшем костре под
слоем пепла, вновь начинает разгораться тот боевой дух,
который согревал его в молодости. Чемоданов никогда не
был строго партийным человеком. В дни «Света и тени»
он отражал настроения революционного народничества, но
и тогда он не был «народником» в тесном смысле этого
слова. В годы безвременья он, подобно моим родителям,
стал одним из тех левых, прогрессивных, антицаристски
настроенных интеллигентов, которые, если можно так вы
разиться, представляли собой «легальную оппозицию» са
модержавию. И теперь, когда первые удары революцион
ной грозы разбудили в дяде Мише его старые боевые
инстинкты, он сначала выходит на арену в качестве рево
люционного одиночки. Он ходит на все митинги и собра
ния, он собирает деньги и подписывает адреса и петиции,
он говорит
ных. Но он не записывается ни в одну из партий. Мало-
помалу, однако, события и собственные настроения начи
нают все больше толкать Чемоданова туда, где горячее
всего кипит борьба против самодержавия. Дядя Миша
сближается с московскими большевиками. Он становится
сторонником вооруженного восстания. И тут он вновь воз
вращается к своему острому и убийственному оружию —
карандашу. Он выпускает целую серию талантливо сде
ланных политических открыток, которые с несравненной
силой наносят удары царизму, реакции, генералу Трепову,
«реформатору» Булыгину и ядовито высмеивают трус
ливо-соглашательскую позицию либеральной буржуа
зии. Заканчивается эта серия замечательной, истинно про
роческой карикатурой: царь пляшет на груде черепов, и
рядом тот же царь на виселице. Подпись гласит: «Допля
шется». Эти революционные открытки тайно печатаются
в одной из московских фотографий, распространяются в де
сятках тысяч экземпляров и приносят значительный доход,
который идет в кассу Московского комитета большевиков
и в политический Красный крест.
Но вот революция на отливе. Потрясенный царизм вре-
88
менно возвращает себе власть. Начинается дикая расправа
со всеми врагами самодержавия. Ее жертвой становится и
дядя Миша. Два обыска. Арест. Бутырская тюрьма. Кру
позное воспаление легких, схваченное в сырой, холодной
камере. Выпуск на поруки умирающего заключенного. От
чаянные попытки семьи и друзей предотвратить роковой
конец. Но уже поздно: царские палачи умеют делать свое
дело.
В январе 1907 года дядя Миша умер в возрасте всего
лишь пятидесяти двух лет.
Его имя, по справедливости, должно занять одно из вид
ных мест в истории русской политической карикатуры. Из
дание сборника лучших произведений Чемоданова явилось
бы полезным вкладом в библиотеку развития русской об
щественно-революционной мысли.
Мое первое более близкое знакомство с Чемодановым
произошло в Мазилове, когда мне было немногим больше
десяти лет. В дальнейшем, вплоть до поступления в уни
верситет, я не раз подолгу и часто сталкивался с ним то в
Москве, то в Омске. И когда сейчас, вспоминая свои дет
ство и раннюю юность, я стараюсь установить те влияния,
которые сделали меня революционером, я с благодарно