Перед бурей
Шрифт:
Два товарища из нашего кружка - А. Н. Слетова и О. К. Лысогорская - успели в это время съездить заграницу: первая - для изучения там постановки дела внешкольного образования, вторая - для поступления в университет. По моему поручению они привезли оттуда последние новинки социалистической литературы: знаменитую книжку Эд. Бернштейна и протоколы Бреславского соц.-дем. партейтага, с ожесточенными спорами о тактике в деревне между Бебелем, Либкхнетом, Давидом с одной стороны, Каутским и Шиппелем - с другой.
Эти живые свидетельства огромного брожения внутри западно-европейского социализма решили дело. Меня потянуло неудержимо за границу, погрузиться целиком
С этими мыслями, едва только кончился срок моего "гласного надзора" в гор. Тамбове (я забыл упомянуть, что подошел под "коронационный манифест", вследствие чего мне вменили в наказание отбытие мною девяти месяцев предварительного заключения и после трех лет надзора запретили жительство почти во всех сколько-нибудь крупных городах {101} Российской империи), - я исхлопотал себе заграничный паспорт и двинулся за рубеж, увозя с собой тщательно заделанный в обуви "устав" первого революционного крестьянского братства. Я постарался проехать через Петербург, чтобы повидаться перед отъездом с Н. К. Михайловским и вообще редакцией "Русского Богатства", в котором я начал тогда сотрудничать. Попал я не совсем удачно. Хотя я и познакомился со всеми столпами журнала - Н. Ф. Анненским, В. Г. Короленко, В. А. Мякотиным, А. В. Пешехоновым, - но в то время на журнал обрушилась первая крупная кара: закрытие на три месяца. При таких условиях им было не до меня. Только с Михайловским я успел переговорить обо всем, что было на сердце. Познакомил я его и со своим "уставом". Он выслушал меня с характерным для него сосредоточенным и сдержанным вниманием и предложил, по мере того, как будут продвигаться мои работы по изучению аграрного вопроса за границей, делиться результатом их с читателями "Русского Богатства". По содержанию моих речей он сказал лишь несколько слов, врезавшихся у меня в памяти:
"Мне думается, что в русской жизни зреет частичный возврат к принципам прошлого движения, отход от шатаний и уклонений последующего межеумочного безвременья. Возврат не для простой реставрации старого, а для движения вперед от него, как исходной точки. Что дадут ваши опыты работы в деревне - мне трудно судить. Боюсь, что я скептичнее вас отнесся бы к ее ближайшим практическим результатам. Может быть потому, что скептицизм - печальная привилегия старости. Но одно они дадут - соприкосновение не с поверхностью, а с настоящей гущей жизни, из которой когда-нибудь выбродит то, что нужно... Но только... "жить в эту пору прекрасную" мне-то уж, наверное, не придется"...
Наш разговор оборвался; другого, вопреки тому, что было условлено, по случайным причинам не состоялось. В Михайловском меня поразила какая-то усталость и как бы надтреснутость. Свидание не дало мне того, чего я ожидал. И долго меня точило сознание чего-то мною в Петербурге недоделанного. Но с тем же непоколебленным оптимизмом - счастливой привилегией молодости -
{102}
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Заграницей.
– Цюрих: первое знакомство с П. Б. Аксельродом и
Г. В. Плехановым.
– Закат народовольчества.
– Социал-демократы, либералы и народники.
– X. 0. Житловский и его Союз Русских Социалистов-Революционеров. С. Д. Ан-ский.
Первым этапом в моей поездке за границу был Цюрих, где я и днем с огнем не мог найти себе политических единомышленников. Шел 1899 год. В Цюрихской русской колонии преобладали молодые социал-демократы, совершенно завороженные своим, на мой вкус очень упрощенным, марксизмом; они были к тому же целиком поглощены разгоравшейся распрею между "стариками" Группы Освобождения Труда и почти всею поголовно молодежью.
У первых была теоретическая зрелость, способность охватить мыслью все ожидаемые ими будущие этапы движения. Вторые сохраняли в душе первые уроки пережитой ими самой начальной фазы движения, не выходившей из рамок чисто экономической борьбы рабочих отдельных предприятий, против их непосредственных хозяев. То же, что привез с собою я - видение назревшей аграрной революции воспринималось борющимися сторонами, как нечто равно чуждое и тем, и другим. Если некоторые из "молодых" и заинтересовались вначале моими деревенскими перспективами, то скоро от меня осторожно отошли, опасаясь, как бы на них не обрушились авторитетные старики за воскрешение каких-то отживших "народнических иллюзий".
Что касается "стариков", то представителем их тенденций был проживавший тогда в Цюрихе П. Б. Аксельрод. Человек очень живого ума, он первоначально отнесся было к моим рассказам с серьезным интересом и, по-видимому, абсолютно без всякого {103} предубеждения. Он даже свел меня непосредственно с главным теоретиком "стариков" Г. В. Плехановым, в расчете, что, может быть, нам удастся найти общий язык и до чего-нибудь "договориться". Надежда его оказалась иллюзорной: мы "договорились" лишь до жестокой словесной схватки.
Она, конечно, могла только сыграть роль ушата ледяной воды и для возникшего, как мне казалось, между мною и Павлом Борисовичем взаимного расположения. Дальше дело пошло еще хуже: из России к "старикам" подоспело подкрепление в виде замечательной тройки Ленина, Мартова и Потресова, в которой до поры до времени задавала тон воинственная непримиримость первого. Этим и был окончательно предрешен исход моих цюрихских встреч. Первая близость моя с Аксельродом быстро отцвела, не успевши расцвесть. Для ее частичного возобновления время пришло лишь позднее, в 1917 г., благодаря посредничеству человека, которого я очень ценил и к которому влекла меня, поверх нередких, преходящих разногласий, почти инстинктивная симпатия: Ираклия Георгиевича Церетели.
Когда в Цюрих приехал из Берна с очередной лекцией X. О. Житловский, это, при моем тогдашнем политическом одиночестве в Цюрихе, было для меня настоящим подарком судьбы. Я буквально изголодался по авторитетному человеку старшего поколения, способному с сочувственным интересом отнестись к перспективам, открывшимся передо мною после первых попыток деревенской работы в Тамбовской и соседних - Саратовской и Воронежской - губерниях. Я развернул перед Житловским все мои планы и прежде всего план создания за границей в крупном масштабе обслуживающей назревающее аграрное движение литературы.