Перед Сахарной
Шрифт:
* * *
Мерзавцы-канонисты подумали бы, что с коровою привычною расстаться нелегко, квартиру удобную передают неохотно: по какому же праву и по какому скаредному мотиву они вообразили, они наклеветали на людей, они закричали в печати и, ранее Гутенберга, кричали в манускриптах, что мужья-человеки все такие же мерзавцы, как они сами (т. е. как канонисты) и сейчас побросают жен и перейдут к "молоденьким и сладеньким", если Рачинский и NN вдруг "согласятся на развод". Но они злы, эти мерзавцы, и хочется им засадить "гной в кости" ("худая жена - как гной в костях человека",-
Канонист-профессор (был процесс о наследстве - недавно) оставил 100 000 дочерям. Занимал именно по бракоразводным делам "стол" в высоком духовном учреждении. Автор книг и статеек в "Христианском чтении" и в "Отдыхе христианина". 100 000 из "профессорского жалованья" не скопишь.
* * *
...Скука, холод и гранит. 14
Что это, стихотворение Пушкина?
– Нет, это каноническое право. "Кормчая", Суворов, Красножен, Сильченков, еще кто-то, многие. Как говорится где-то в Библии: "Взойди на башню и посмотри, не идет ли это на помощь осажденным войско?" - Посланный вернулся и сказал: "О нет,- это идет стадо скота и подымает пыль".
* * *
Вот идет по тротуару проституточка. Подойду к ней и разделим... последнюю папироску. Она одна мне "своя" в мире: такая же бездомная, тоже без отца, без матери, также никому не нужная, также ей никто не нужен. Дам ей папироску, она закурит, я докурю. Потом пойдем к ней. И будет она мне жена на ночь.
Как и мне на час работы нужен каждый хозяин, и я говорю о всяком через час - "провались".
(за корректурой своей статьи о Страхове 15: место ее о "меланхолии в Европе").
Подошла Пучок 24 и молча поцеловала папу в щеку; в рубашонке, сейчас в постель (ночь). Нет, я теперь не такой: мне мама дала другое.- Но ведь не у всех была "наша мама", и другие - именно таковы.
(т. е. "меланхолия в Европе" происходит от КОРНЕВИДНОЙ в Европе бессемейности; от того, что семья там есть случай и удача).
* * *
Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа!
"Как ты, пачкунья, смеешь это думать?"
– Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.
"И лукавая? и скрытная? обманная?"
– Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа! Моя прекрасная душа.
"Весь запутанный? Скверный?"
– Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа. Моя прекрасная душа.
(Бреду ночью из редакции, 3-й час ночи. Кругом проститутки.)
* * *
Собственно, есть одна книга, которую человек обязан внимательно прочитать,это книга его собственной жизни. И, собственно, есть одна книга, которая для него по-настоящему поучительна,- это книга его личной жизни.
Она одна ему открыта вполне, и - ему одному. Собственно, это и есть то новое, совершенно новое в мире, ни на что чужое не похожее, что он может прочитать, узнать. Его личная жизнь - единственный новый факт, который он с собою
Поэтому "У един.", собственно, каждый человек обязан о себе написать. Это есть единственное наследие, какое он оставляет миру и какое миру от него можно получить, и мир вправе его получить. "Все прочее не существенно",- и все прочее, что он мог написать или сказать, лишь частью верно; "верное" там не в его власти, не в его знаниях.
* * *
В белом больничном халате и черных шерстяных перчатках, она изящно пила чай с яблочным вареньем. Едва открыл дверь - вся в радости.
– Что же это ты чай в перчатках?
– Я уже с 12 часов одела их. Сама,- и на больную руку сама.
Я и забыл, что больную всегда мы одевали,- я или Надя (горничн.).
Прислуга куда-то разбежалась.
– Можешь надеть на меня платье? Я в две минуты одел серый английский костюм (сшитый для Наугейма).
– Едем.
– Подожди. Сперва к Варваре Андреевне (близ Клиники). Она меня каждый день проведывала,- и ей мой первый выезд. Отбыли.
– Теперь едем (кататься)?
– Нет. Еще к Скорбящей (на Шпалерной).
– А кататься? Отдыхать?
– Потом уж и кататься.
(21 января 1913 г.).
* * *
Купа седых (серых) волос давала впечатление львиной головы, и когда она повернула умеренно-массивную голову,- то (так как она была против статуи Екатерины) я не мог не залюбоваться этим "Екатерининским видом" сурового, бронзового, гордого лица. Оно было прекрасно той благородной грубостью, которая иногда нравится более, чем нежность. Перейдя к плечам, я увидел, что они как будто держат царство. Муж - сухой, узкий. Второй ряд кресел, по 10 р.,-должно быть, "товарищ министра" или большая коммерция. Но явно - и образование. Сколько лет? 60 или не менее 55. Но никакой дряхлости, изнеможения, рыхлости.
Я дождался, пока еще повернулась: белым скатом лебяжья грудь была открыта до "как можно". Бюст совершенно был наг, увы - неприятным или недогадливым современным декольте, которое скрывает главную прелесть персей - начало их разделения и оставляет видеть только один могучий скат.
– Такое ведь неприличие смотреть внимательно на декольте.
И я никогда не смотрел на него прямо.
Но 60 или 55 лет меня взволновали. Оттого именно, что мне казалось неприлично глядеть прямо, я был поражен удивлением, что она так декольтирована в 55 или 60.