Перед Сахарной
Шрифт:
"Однако если она открылась, то ведь, конечно, для того, чтобы видели. И смотреть внимательно на декольте не только не обижает, но скорее обижает, если не смотрят".
В первый раз мелькнуло в голову: "Америка", "эврика".
И я посмотрел прямо, как никогда. И хотя она перевела глаза на меня, продолжал смотреть прямо.
Вдруг каким-то инстинктом я провел языком по губам... По верхней губе... Раз... три... четыре... Теперь она сидела так, что мне были видны только шея и щеки. Странный инстинкт: она, как львица, полуоткрыла рот
– Но она сделала движение языком (высунув!) так, что это не было ни безобразно, ни отвратительно.
Балалайки играли "Осень" Чайковского. Звуки шептали и выли, как осенний ветер. Музыка чудная. Но эта манера неужели не взаимный сомнамбулизм? Так как нельзя поверить, чтобы она читала мои мысли. Она сидела во 2-м ряду, яв третьем, немножко наискось и сзади. Немного вправо от нее.
Муж сидел прямо. Он сухой и прямой. Он чиновник.
К моей добродетели надо сказать, что в переполненной зале Дворянского собрания я не заметил ни одной женщины. Только эти 55 лет.
(22 января).
* * *
Я - великий методист. Мне нужен метод души, а не ее (ума) убеждения.
И этот метод - нежность.
Ко мне придут (если когда-нибудь придут) нежные, плачущие, скорбные, измученные. Замученные. Придут блудливые (слабые)... Только пьяных не нужно...
И я скажу им: я всегда и был такой же слабый, как все вы, и даже слабее вас, и блудливый, и похотливый. Но всегда душа моя плакала об этой своей слабости. Потому что мне хотелось быть верным и крепким, прямым и достойным... Только величественным никогда не хотел быть...
"Давайте устроимте Вечерю Господню... Вечерю чистую - один день из семи без блуда...
И запоем наши песни, песни Слабости Человеческой, песни Скорби Человеческой, песни Недостоинства Человеческого. В которых оплачем все это...
И на этот день Господь будет с нами".
А потом шесть дней опять на земле и с девочками.
* * *
Христианству и нужно всегда жить о бок с язычеством: в деревнях - бедность, нужда, нелечимые болезни, труд. Конечно, там христианство. В городах Невский, "такие магазины": христианству некуда и упасть, все занято суетой, выгодой. Но мне кажется об этом не надо скорбеть. Это - натуральное положение планеты. Христианство даже выигрывает от этого, потому что "в вечной борьбе с язычеством" оно тем самым делается вечно in statu nascentis 16.
(на концерте Андреева в Дворянском собрании).
* * *
Первый из людей и ангелов я увидел границу его. А увидеть грани, границы значит увидеть небожественность.
Первый я увидел его небожественность. И не сошел с ума. Как я не сошел с ума? А может быть, я и сошел с ума.
* * *
Какая-то смесь бала и похорон в душе - вечно во мне.
Творчество - и это, конечно, бал. Но неисполненный долг в отношении людей ужасные похороны.
Что я им дал? Написал "сочинения"? В "Понимании" 17
Накормил ли я кого?
Согрел ли я кого?
В конце концов, действительно 10 человек согрел и кормил,- это и есть лучшая моя гордость.
* * *
Я счастлива.
(1-й выезд из клиники. Матовое лицо. Без улыбки. И как "дело" это: "Я счастлива". Первый раз это слово за три года. 29 января).
* * *
Самый плохой мужчина все-таки лучше, чем "нет мужчины".
И женщины бросаются.
И "самая плохая женщина есть все-таки женщина".
И мужчины - ищут.
Так произошла проституция и "совершенно невозможные браки".
(за Айсед. Дункан).
* * *
Вот две вещи совершенно между собою несходные.
Бог захотел связать их.
Тогда Он в ночи взял нечто от одной вещи и перенес в другую. А от другой нечто взял и перенес в первую.
Пробудившись, каждая почувствовала, что ей чего-то недостает. И встала и возмутилась. И почувствовала себя несчастною. Она почувствовала себя потерпевшею в мире, ненужною миру.
И стала искать "это мое потерянное".
Эти искания и есть тоска любовных грез.
Все перешло в брожение, хождение, странствование.
Все стали искать, тосковать.
– Где мое? Где мое?
– Где мой Утраченный? Где мой Потерянный?
И найдя - женщины брали и целовали.
И найдя - мужчины улыбались и целовали.
Так произошли поцелуи, и любовные, и не только любовные.
Произошли объятия, произошли вздохи.
Мир зарумянился. Мир стал вздыхать; побледнел.
Мир забеременел.
Мир родил.
* * *
Почему я, маленький, думаю, что Бог стоит около меня? Но разве Бог стоит непременно около большого? Большое само на себя надеется, и Бог ему не нужен, и, ненужный, отходит от него.
А маленькому куда деваться без Бога? И Бог - с маленькими. Бог со мною, потому что я особенно мал, слаб, дурен, злокознен: но не хочу всего этого.
* * *
Страхов так и не объяснил, почему же "мы враждуем против рационализма" (Интереснейшее, "хватающее за сердце" его рассуждение в предисловии к "Мир как целое" 20. Прим. 1916 г.- В. Р.). Изложив его мысли, "рационально изъясняющие природу" (в статье "Идея рационального естествознания" 18), я тоже почувствовал в уме и душе что-то неприятное, тяжелое и тоскливое.
Действительно - "враждуем с рационализмом", и именно и особенно разумом. Отчего? Что за загадка?
Умерщвляется всякая поэзия в природе, всякий в ней каприз и прихоть, всякое "отступление от нормы" и гений, "преступление и наказание" (а они в природе есть). Уничтожается картина и добродетель.
Построить так (в уме своем) "рационально природу" - плюнешь и отойдешь. "Ну тебя к черту". "Заприте сад,- никогда не пойду в него". "Спустите с цепи Шарика,- не могу его видеть".