Перед тобой земля
Шрифт:
А. А. ФАДЕЕВУ
9.04.1942
Уважаемый тов. Фадеев!
С первого дня войны я нахожусь в действующей армии, на Ленинградском фронте. С августа месяца работаю спецкором ТАСС и, попутно, сотрудничаю в ряде армейских и дивизионных газет. Даю материал и в Ленинградский радиокомитет.
Я счастлив, что нахожусь именно здесь, отдавая все мои силы служению Родине. За время войны, участвуя во многих боях, находясь - в самые трудные месяцы блокады - в героическом Ленинграде, я накопил огромный материал, который даст возможность впоследствии написать большое литературное произведение.
У меня к Вам большая просьба. Перед самой войной, в июне 1941 года, я закончил работу над романом о становлении Советской власти
Роман этот - при очень незначительных переделках, на отдельных страницах, - не утратил своей актуальности и сейчас: описываемые в нем события являются иллюстрацией к событиям, имевшим место в Иране и Афганистане. Поэтому, при пересмотре плана изд. "Советский писатель" в Ленинграде, осенью 1941 г., роман этот решено было выпустить в первую очередь, несмотря на затруднения, вызванные блокадой.
Позже, однако, затруднения эти увеличились, и пока издать роман в Ленинграде невозможно.
Я очень обеспокоен судьбой самой рукописи. Одна квартира - отцовская разбомблена, вторая - разбита снарядом. Черновики романа погибли. Погиб и экземпляр рукописи, находившийся в изд. "Советский писатель", которое, как Вам известно, тоже было разбомблено. Второй экземпляр рукописи находился у секретаря "Звезды" И. Р. Кугеля. Кугель умер, где рукопись - неизвестно. Третий экземпляр находится в Ленинграде, в квартире, никем не обитаемой. Четвертый - в журнале "Красная новь". Так вот, большая просьба, сделать все от Вас зависящее, чтобы этот экземпляр рукописи сохранился, - 30 печ. листов труда, лучшее из всего, что было за двадцать лет моей литературной жизни написано. Страстно хочется, чтобы советский народ, служению которому я посвятил всю свою жизнь, рань или поздно прочитал это мое произведение. Роман называется "Второе лицо Луны". Я не знаю, где сейчас редакция "Красной нови", но хочу надеяться, что рукописи, находящиеся в ее портфеле, - в сохранности.
За время войны я написал около десятка рассказов на фронтовом материале. Только один из них успел быть изданным "Сов. писателем" (отдельной брошюрой, тиражом 100 000 экз). Остальные, частично уже набранные и сверстанные, пока оказались законсервированными. Экземпляр рукописи большей части этих рассказов имеется у моего отца - дивинженера, профессора Ник. Ник. Лукницкого, состоящего на действительной военной службе (его адрес: Ярославль, почтовый ящик No 68). Сам я, скитаясь по различным участкам фронта, не имею с ним почтовой связи. Поэтому просьба: если эти рассказы могут быть изданы где-либо в Москве - посоветовать заинтересованному издательству списаться с моим отцом и получить у него эту рукопись. Доверенность на ведение моих лит. дел у моего отца имеется.
Пользуюсь случаем, чтобы сообщить о тех членах Союза, которых встречал я на фронте.
В газете "Ленинский путь" работают Всеволод Рождественский, Дмитрий Щеглов, Лев Левин.
В газете "В решающий бой" работают А. Бартэн и Аргутинская.
В газете "Знамя Победы" в декабре-январе работали И. Авраменко, Лившиц, - вероятно, они там работают и поныне.
Редактор одной из див. газет - Кесарь Ванин.
Сотрудник одной из военно-дорожных газет - А. Дорохов.
Первые месяцы войны я работал в газете "Во славу Родины" вместе с В. Друзиным, Г. Холоповым, В. Владимировым, Г. Фишем. Как будто они и поныне работают в этой газете.
В газете "На страже Родины" работают Б. Лихарев, А. Решетов.
Приятно сознавать, что многие ленинградские писатели активно участвуют в Отечественной войне, и именно на своем - Ленинградском фронте...
О работе
Привет товарищам! П. Лукницкий
ИЗ ПИСЬМА ОДНОПОЛЧАНАМ
9.04.42
Друзья мои - Друзин, Холопов, Владимиров, Фиш, - здор во! Сколько раз припоминал я первые месяцы войны, проведенные с вами вместе, и сколько же раз мне хотелось повидаться с каждым из вас, поболтать, что называется, по душам. Не удалось, даже когда Друзин и Холопов приезжали в Ленинград. Впрочем, не сержусь, - там действительно было трудно встретиться.
Что вам сказать о себе? С осени работаю спецкором ТАСС, езжу из части в часть, с одного участка фронта на другой, много видел, много думал, много пережил и перечувствовал. Полтора месяца - от середины декабря до начала февраля - прожил безвыездно в Ленинграде, занимаясь делами Союза писателей, так как нужда в моей организационной работе была большая. Ну, результат моей беготни каждодневной по городу, - километров этак по 25 - 30 пешочком в день, при тамошних условиях чуть было не оказался для меня печальным: я было слег1. Но все же, уехав снова на фронт, быстро поправился и теперь по-прежнему полон здоровья.
В марте, на два дня, ездил в Ленинград. Квартира моя в надстройке2 оказалась разбита снарядом. В Ленинграде у меня родных нет, отец - на военной службе.
Вот и к нам пришла весна, и у меня в связи с весною к вам, ребята, просьба. Уезжая в августе от вас, я не взял в редакции вещевой аттестат. Долгое время я не был в штате, нигде, кроме ТАССа, а потому такой аттестат мне и не требовался, зимние вещи у меня были свои. Теперь я - в Политуправлении, но в Ленинград мне попасть не удастся в ближайшее время. Так ли, или иначе, там или здесь, где я нахожусь, мне необходимо оформить мои "вещевые дела". Мне необходим либо вещевой аттестат, либо справка о том, что мне выдан он не был, - иначе не оформят здесь. Испросите, пожалуйста, для меня сию бумажку, и перешлите ее сюда, по нынешнему моему адресу.
До скорой встречи в освобожденном от фашистской блокады героическом Ленинграде! Ваш П. Лукницкий.
ИЗ ПИСЬМА КЕТЛИНСКОЙ
21.05.1942
Дорогая Вера Казимировна!
Привет Вам! Из газетных заметок, в которых упоминается Ваше имя, я рад был узнать, что Вы здоровы и благополучны. Всякий раз, когда думаю о Вас, а это бывает часто, потому что думаю о Вас неизменно, когда представляю себе мой родной Ленинград, - у меня возникает желание сказать Вам много хороших, бодрых слов, чтоб Вы знали, что и в среде писателей есть люди, которые относятся к Вам не только как к "ответственному секретарю организации", а просто как к хорошему человеку, мужественному, показавшему в трудные дни многим, как надо держаться, чтоб иметь подлинное право именоваться "ленинградцем"... Ну а подробнее в письме не скажешь, скажу только, что, тоскуя по Ленинграду, я всегда думаю и о том, что очень хотел бы повидать Вас, побыть в той комнате, на том ковре, у той печки, где - помните проводили мы вместе первый день Нового года, поднимая тосты за общую радость, которая придет именно в этом году!
Вот сижу на пне, что внутри огромной палатки, поставил машинку на ящик, - а около ящика сидит и храбро смотрит на меня чудесная серая мышь благородной лесной породы. Ей не нравится сегодняшний день, дождь, она вылезла из-под замшелого пня, ей, наверное, хочется тепла, но какое я могу дать ей тепло, ежели вся одежда у меня, и бумага, на которой пишу, - сырые, влажные и высохнут только в лучах завтрашнего солнца. А все-таки - лето! Тепло, хорошо, и лес - бесконечный, густой, посвежевший, ярко-зеленый наполнен пением птиц. Даже бродягу певуна-соловья и того уже слышу по утрам, и голос его отлично гармонирует с гулом артиллерийской стрельбы, с кваканьем перекликающихся пулеметов.