Перед тобой земля

Лукницкая Вера

...Костер уже пылает широко, по экспедиционному опыту строю шалаш сам, по-настоящему, командирую женщин за березняком. Они тащат охапку за охапкой, дождь льет от края до края, шалаш растет, и хоть сухого места в нем нет, но сверху уже не льется. Мы в шалаше, жар костра и чайник вскипел...

...Небо от края до края в таком безнадежном покрове изрыгающих ливень туч, что кажется, жить нам в этом шалаше по крайней мере неделю. Мы голодны и жадно едим все, что есть, - мокрое, забрызганное болотом, но от этого ничуть не менее вкусное. И нам весело и хорошо, как-то по-особенному уютно, и устали мы здорово...

14.08.1939

...У

таежных троп - свой язык для людей. Там, где разумный человек считает всего правильней ехать, - там и надо искать тропу. Она обязательно найдется. Впрочем, разумных решений может быть несколько. И надо тогда не смущаться: будет и несколько троп. Поэтому всякий логично рассуждающий человек обязательно выедет на тропу, поняв, для чего она и куда ведет - к заготовкам ли дров, к пастбищу ли, к населенному пункту, к перевалу...

День ото дня чувствую, что законы троп начинаю постигать все глубже...

Решил - по следам и свежему помету оленей - подняться на бугор. Наехали на якутский стан. Олени - 22 штуки. Среди ветвей, вокруг двух костров, из медленно и дымно тлеющего дерна, поставлены конусы из палок, чтоб олени не коснулись огня. С другой стороны на лужайке - бревенчатый хлев для молодых оленей - "стая", пол из круглых бревнышек, чистый. Дальше - тоже бревенчатый - дом якута.

Дрова, напиленные и аккуратно сложенные, оленье оголовье, висящее на веревке и прикрытое от дождя корьем. Загон для оленей. Сани, прислоненные к "стае"... Людей нет. Фотографирую живую "рощу" оленьих рогов.

Появляется якут, в штанах, рубахе, сыромятной обуви. Прежде всего глядит на наших коней, затем на нас. Здороваемся за руку. По-русски говорит неважно, многие слова непонятны - коверкает. Вежлив, спокоен. Он живет здесь с товарищем, но товарищ ушел на прииск Хомолхо за продуктами, по пути будет мыть золото.

Бабы родился в Кропоткинском, всю жизнь провел в здешнем районе. Несколько лет жил на Лепринде. Работал на прииске, возил дрова. Когда купил трех оленей (стоят дорого - 600 руб. пара, но раз нужно, платил дорого), стал ездить на Хомолхо за хлебом, спичками, продуктами - 25 км отсюда.

Дом без запора, только гвоздик повернут... Внутри чистый стол, скамья, нары, одеяло, окна - застекленные. Печка-"буржуйка", ружье на стене. Полка, фаянсовая посуда, тарелки, сахарница с сахаром. Спички, деревянная табакерка, маслобойка, ремни... По саням влез на чердак дома. Там медвежьи лапы с когтями, мешок с шерстью, куски оленьих шкур, оленьи рога, сети, железные полозы для саней...

16.08.1939

...Горелый голец. По гольцу вниз, к седловине. Там вижу озеро. Озеро большое, с полкилометра длиной, метров 200 - шириной. На карте этого озера нет, никто его не знает, никто не слышал о нем, и для нас всех оно - полная неожиданность. Как прозевали его топографы? (Карта составлялась 40 лет назад.) Впрочем, его видно только с вершин гольцов. Оно в седловине и спрятано тайгою. Спуск к озеру пешком, у озера обнажения. Подъем по другую сторону озера, на голец. Лог, чаща, граница леса и кустарника. Выбираю подъем. Малина. Красная и черная смородина. Из озера - ручей, это один из шести отвержков левой ветви Кадали. Спуск лесом. Остаток сруба. Прииск или дровозаготовки? Что-то было... даже следы дороги.

17.08.1939

Встали,

как всегда, рано. Быстро собрались. Пасмурно. Дождь вчера прошел стороной, ждем его сегодня. Вышли в восемь втроем. Ехали по широкой открытой долине, до первого гольца, где Кадали составляется из двух ветвей, выше делящихся еще. Здесь - ветхий, проваленный дом, низкий, в полроста, бревенчатый, крытый землей, заросший травою. Рядом - могила, любовно и искусно сделанная, крытая, как часовенка, крышей, с крестом. Внутри деревянная ограда, дощатый пол, на нем два деревянных ящика с железными крестами вместо натуральных камней. Могила безымянная...

...Подъем, горелый лес. Свежестиранная моя майка черна, все тело давно в мелких царапинах, все лицо и руки - в саже, едем, поднимаясь; кони почти не идут, они измучены и голодны - овса почти не даем. Получили только 100 кг в Мухинске, на все семь лошадей. Их животы от травы раздуты, они страшно отощали.

...На вершину гольца карабкаемся по горелому стланику, похожему на черных, страшных, огромных пауков. Какой-то африканский пейзаж.

Подъем все выше и выше, снова лог и чаща, к счастью горелые, и поэтому не путаемся. Превышение вершины, на которую мы поднимались раньше над лагерем, - на 900 метров.

К 2 часам дня - вершина.

Сильный, порывистый ветер. Тур с вышкой. Это 40 лет назад поставили, несомненно, топографы.

Горизонт круговой, необъятен, огромен, но видны только вершины, все, что ниже, отрезано круглой чашей нашей вершины. Видна долина Хомолхо седловина верховий Патома; выше нас одна только вершина, между Хомолхо и Кадали, с характерным утесом - шишкой. Вероятно, голец Высочайший. Там есть золото, но нет воды - не добыть. Наша топографическая и географическая карта здесь обрывается. Дальше карт не существует.

В пустую банку из-под паштета кладу записку: "17 августа 1939 г. геолого-геоморфологическая партия Нигризолото: геолог С. Г. Мирчинк, коллектор Л. А. Казанская, писатель П. Н. Лукницкий". Кто и когда найдет ее, заложенную мною в тур?

В отличном настроении возвращаемся в лагерь. Устали так, что не хочется, сев у палаток, снимать амуниции, идти мыться, даже двигаться не хочется. Маршрута - 10 часов, сделали километров 50. Кони замучены вконец, завтра ехать на них нельзя.

Последние дни работы экспедиции. План почти выполнен, осталось несколько маршрутов, и то скорее для очистки совести, - и так уже все видно и сверху, и сбоку, и с соседних вершин; и так уже все ясно... Впрочем, не совсем все...

На вершине, посреди долины, как остов миноносца, - огромная песчано-глинистая сланцевая глыба с пиритом. Накануне, обнаружив ее, исследователи час просидели в полном недоумении: громадина-глыба лежит на гальке, необкатанная, разбитая на части, взявшаяся неизвестно откуда. Либо она принесена ледником и села, когда он стаял. Тогда - ледниковая теория и Обручев торжествуют. Либо она упала с вершины гольца, тогда - долина речная, а теория - соответственно - оспариваема.

Но как она могла упасть с гольца? Далеко. Не похоже. А вместе с тем глыба разбита так, как будто упала. Трещины - слишком широки, чтоб быть от замерзшей воды. Края - слишком остры. На скале - обкатанная галька, обросшая мхом; ледниковых полос, полировки нет... Словом, в одной глыбе - тысяча противоречий. Надо не ошибиться...