Перед заморозками

Манкелль Хеннинг

Он ткнул пальцем в книгу. Курт Валландер поднес Библию к глазам:

— Какая-то серая муть.

Нюберг подозвал техника по фамилии Русен. Тот подошел, тяжело ступая по грязи. Комбинезон его был до груди перепачкан в глине. Он достал из кармана лупу.

Курт Валландер сделал еще одну попытку:

— Что-то тут написано между строк. Что?

— Я сумел прочесть только две строчки, — сказал Нюберг. — Такое впечатление, что писавший не удовлетворен прочитанным. Похоже, кто-то решил подправить Божье слово.

— Какое еще «Божье

слово»? Ты не мог бы выражаться понятнее?

— Всю жизнь считал, что Библия — Божье слово. Как мне еще выражаться? Но это очень и очень интересно — кто-то сидит и подправляет библейские тексты. Станет обычный человек этим заниматься? Если он более или менее в своем уме?

— То есть сумасшедший… А как ты считаешь, эта хижина — жилье или просто укрытие?

Нюберг покачал головой:

— Рановато для выводов. Но разве жилье и укрытие — не одно и тоже? Я имею в виду, для того, кто не хочет, чтобы его видели.

Он показал на лес, совершенно черный вне света прожекторов.

— Собаки обыскали всю местность. Они еще работают. Кинологи говорят, что там совершенно непролазная чаща. Если хочешь спрятаться, лучшего места не придумать.

— Еще какие-то находки? Можем мы предполагать, кто это?

Нюберг покачал головой:

— Никакой одежды, никаких личных вещей. Невозможно даже сказать, кто здесь прятался — мужчина или женщина.

В темноте залаяла собака. Снова начало моросить. Анна-Бритт Хёглунд, Мартинссон и Свартман подошли к отцу с разных сторон, но почти одновременно. Линда стояла чуть позади, как раз на границе, что отделяет участника от зрителя.

— Дайте мне картину, — потребовал отец. — Что здесь произошло? Мы видим омерзительное убийство. Но почему? Кто мог это сделать? Почему Биргитта Медберг вообще сюда забралась? Назначила встречу? Здесь ее убили или где-то еще? Где другие части тела? Дайте мне картину!

Дождь капал и капал. Нюберг чихнул. Один из прожекторов внезапно погас. Нюберг яростно пнул штатив, так что тот упал, но потом поднял его и поставил на место.

— Картину, — повторил Курт Валландер.

— Много я видел отвратительных зрелищ, — сказал Мартинссон. — Но такого — никогда. Это какой-то законченный псих. Но где тело? Кто жил в этой хижине? Мы не знаем.

— Нюберг нашел Библию, — сообщил Валландер. — Проверим на ней все пальчики. Но ведь кто-то еще намарал новые тексты между строк. Что это нам говорит? Надо разузнать, бывал ли здесь когда-нибудь кто-то из семейства Тадеман. Обходим всех, кто живет поблизости. Широким фронтом и круглосуточно.

Никто не проронил в ответ ни слова.

— Мы должны его взять, — твердо сказал Валландер, — и как можно быстрее. Я не знаю, что все это означает, но мне страшно.

Линда вышла на свет. Впечатление было такое, будто она без подготовки шагнула на сцену.

— Мне тоже страшно, — сказала она.

Ее окружали мокрые и усталые лица. Только ее отец выглядел по-прежнему напряженным. Он будет вне себя от ярости, подумала Линда.

Но она считала этот шаг необходимым, и она его сделала.

— Мне тоже страшно, — повторила она и рассказала все про исчезновение Анны. Она старалась не глядеть на отца. И постаралась вспомнить все детали, не давая волю охватившему ее страху — только сухой перечень того, что она знала, и сделанные ею выводы.

— Мы все это проверим, — ледяным тоном сказал отец, когда она закончила.

В ту же секунду Линда пожалела о своем выступлении. Я этого не хотела, подумала она. Я это сделала только ради Анны, а не для того, чтобы тебя подразнить.

— Я знаю, — сказала она. — Я поеду домой. Мне здесь нечего делать.

— Это ведь ты нашла «веспу»? — спросил Мартинссон. — Или не ты?

Отец кивнул и повернулся к Нюбергу.

— Может, кто-нибудь со светом проводит Линду до машины?

— Я сам ее провожу, — сказал Нюберг. — Мне надо в сортир. Не хочу гадить в лесу, тогда собаки вообще ничего не унюхают.

Линда выкарабкалась из оврага. Только сейчас она заметила, насколько устала и голодна. Нюберг шел перед ней и освещал тропинку. Они встретили кинолога с собакой. Собака шла медленно, грустно повесив хвост. Свет фонаря плясал на темных ветвях. Ночное ориентирование, подумала Линда. Охотники за тенями. Когда они пришли на стоянку, Нюберг пробормотал что-то невразумительное и скрылся. Вдруг ее ослепила фотовспышка. Заграждение охраняли несколько постовых полицейских из отдела охраны порядка. Она села в машину. Кто-то из патрульных приподнял желто-голубую пластиковую ленту, и она выехала на дорогу. Уже подъехало несколько машин, у заграждения стояли любопытные в ожидании, когда что-нибудь начнет происходить. Она вновь мысленно надела свою полицейскую форму. Не мешайте, мысленно приказала она. Совершено тяжкое преступление. Не мешайте нам работать. На нее нахлынули воспоминания.

Кинополицейские, называли они себя в училище. Они проводили вместе долгие вечера, пили вино и пиво и играли в будущее, прекрасно понимая, что в основном им предстоит урезонивать пьяных и мягко журить юных воришек. Но в любой профессии есть место мечтам. Врачи, спасающие людей от смерти. Окровавленные халаты, непобедимые герои. Так и с ними, юношами и девушками, которым вскоре предстоит надеть мундиры. Они тверды, быстры, сильны и непобедимы.

Она встряхнулась — долой такие мысли. Ты еще даже не полиция!

Она незаметно для себя начала гнать и, обнаружив это, снизила скорость. На дорогу выскочил заяц, глаз его блеснул в свете фар. Она резко затормозила. Заяц исчез. Линда глубоко вдохнула, чтобы унять сердцебиение. Уже подъезжая к шоссе, где то и дело проносились машины с зажженными фарами, она свернула на придорожную стоянку, выключила двигатель и фары. Вытащила телефон, но не успела набрать номер, как раздался звонок. Это был отец. Он был разъярен:

— Что ты имела в виду, когда обвинила меня, что я плохо работаю?