Перехлестье
Шрифт:
Лицо девушки заливала мучнистая бледность. В полумраке Глен вдруг узнал магессу, жившую последние несколько дней при «Кабаньем пятаке».
Ярость затопила рассудок. И, почувствовав, как руки наливаются силой, колдун повернулся к метнувшему нож подростку. Синол не сопротивлялся, он уже умирал. Глен лишь ускорил неизбежное. Еще одна смерть на его совести. Ну и пусть. Дух обернулся. Повитуха тяжело привалилась плечом к стене и смотрела на него полным боли взглядом. Глаза девушки стекленели. А через миг она осела на грязную мостовую.
Глен
Темные глаза Повитухи стали глубокими, как колодцы. Последние отблески осмысленности исчезли из остановившегося взгляда, а тонкое тело покрыли мелкие капли воды. Вода просачивалась сквозь кожу, словно пот.
Девушка выгнулась, и… обзор Глену закрыл темный силуэт. Дэйн опустился на колени рядом с умирающей, уверенным и быстрым движением вырвал из груди клинок, прижал руку к ране, из которой толчками бил родничок черной крови.
Стало жарко, так жарко, словно рядом пыхала печь. И вдруг магесса, которую колдун уже считал мертвой, застонала. Капли воды исчезали, словно высыхали от нестерпимого жара. Дэйн сидел неподвижно, глядя на несчастную. Правой ладонью он зажимал рану, а левую нерешительно держал над рукоятью меча.
– Отпусти… меня… – с трудом прошептала повитуха.
– Дэйн!
Глен обернулся к тому, кто окликнул палача магов. Отец на неуверенных ногах приблизился к распростертой на мокрой мостовой девушке.
– Тебе нужно добить ее, пока сила…
– Знаю, – оборвал его дэйн.
Сила. Проклятая сила.
Призрак смотрел на мучения Милианы, сжимая кулаки. Пока сила не отыщет новое пристанище, новый сосуд, магесса будет жить. А когда проклятый дар перетечет в другого, она умрет. И появится новый колдун. Дэйны – единственные, кто могли этому воспрепятствовать. Только от их оружия и от их руки маги умирали, не перенося свое проклятие на простых людей. Но этот дэйн почему-то медлил. Он сдерживал рвущуюся из умирающего тела силу и… колебался?
– Дэйн! – Голос Шахнала окреп.
А если палач магов уберет руку от страшной раны? В кого выйдет сила девчонки? Глен посмотрел на бывшего молельника. Теперь он обычный человек. Его не защищают боги. Он крепкий и сильный. Из него выйдет прекрасный колдун… именно такой, какой необходим Анаре.
– Больно… – еле слышно прошептала магесса. Она дышала прерывисто и хрипло. В груди что-то сипело и булькало, а капли воды то проступали, обсыпая кожу, то вновь исчезали.
– У…бей… – с усилием проговорила девушка.
– Ты и вправду хочешь умереть? – тихо спросил дэйн.
Глен затаил дыхание, не понимая происходящего, но осознавая, что стал свидетелем чего-то не совсем обычного.
– Боль-но…
– Дэйн! – Шахнал подошел еще на пару шагов.
Волоран наклонился к уху Милианы и что-то прошептал. Глаза умирающей широко распахнулись, в них – опустевших, бессмысленных – отразились боль и паника. А потом… смирение.
– Так что? – переведя взгляд
Магесса покачала головой и облизала пересохшие губы. По ее лицу прошла судорога… но тонкая рука поднялась и стиснула запястье дэйна.
– Дух, – бросил Волоран через плечо. – Мне нужен Грехобор. Быстро.
Ничего не понимая, Глен исчез, оставляя странную троицу.
– Что… ты… делаешь? – Шахнал сделал еще один шаг и обессиленно привалился к стене дома. – Она магесса.
– Она моя нареченная, – не отрывая взгляда от Мили, равнодушно ответил дэйн. – И она хочет жить.
Молельник зажмурился. За последние сутки весь его мир перевернулся с ног на голову. Еще вчера он бы сыпал проклятия на голову дэйна и требовал смерти Повитухи, но сегодня… сегодня он уже не мог позволить себе такой роскоши. Он сам был ничуть не лучше этих двоих. И поэтому Шахнал сказал совершенно другое:
– Ты не сдержишь ее долго. С такой раной она не выживет, как бы ты ни старался.
– Знаю.
– И наступит момент, когда тебе придется…
– Да. Но ей надо увидеть Грехобора. – Дэйн чуть сильнее надавил на грудь Милианы, и капли воды, вновь обсыпавшие тело, исчезли. – Она его любит.
Вопросов у жреца прибавилось, но он благоразумно промолчал, лишь опустился на мостовую, не в силах стоять на дрожащих ногах.
Магесса смотрела в равнодушные глаза дэйна. О, как ей хотелось, чтобы он понял ее! Хоть раз услышал! Нет. Взгляд мужчины был пуст и спокоен. Ей снова захотелось умереть. Навсегда перестать быть. Не балансировать на тонкой грани бытия и небытия, не испытывать ни радости, ни боли. Только тишина, темнота и пустота. Какими они казались желанными! Но в груди хлюпало и свистело, а каждый вдох причинял страдание. Девушка с трудом разлепила пересохшие губы и прошептала:
– Я… всегда… любила…
– Позже.
Дэйн еще сильнее вдавил ладонь в рану. Кровь, остановленная магией, уже не сочилась сквозь пальцы, но выступающие капли воды исчезали неохотно. Медленно. Слишком медленно. Чем большую муку испытывала магесса, тем сильнее становился ее темный дар.
– Он придет, и ты сама все скажешь, – сказал Волоран. – А пока молчи.
Из ее глаз покатились слезы. Они смешивались с каплями воды, обильно выступившими на лице и висках. Дэйн опустил взгляд с лица девушки на рану в ее груди. Ему не справиться. Слишком сильна боль. Слишком велики страдания.
Ладонь палача легла на рукоять меча.
Грехобор не успеет увидеть Повитуху.
Ничего не поделаешь и не изменишь…
– Разреши мне стать твоим мужем… – Его спокойный голос заставил Милиану поднять отяжелевшие веки.
– Что? – сипло, едва слышно выдавила она.
– Разреши…
Она даже перестала дышать и посмотрела на него с паникой. В черных зрачках разрастался страх. Капли воды, выступавшие сквозь одежду стали крупнее и тяжелее, они стекали по телу, оставляя причудливые дорожки.