Перехлестье
Шрифт:
– Я… – Она смолкла. Горло сжалось, в груди полыхало.
Первый раз в жизни Повитуха боялась дэйна. Нет. Боялась Волорана. Точнее, того, что он ей предлагал. Голос не слушался, поэтому Мили только слабо кивнула. Это было именно то разрешение, которого ждал мужчина. Не отрывая жесткой ладони от груди магессы, он склонился к ее лицу.
Твердые губы мягко коснулись ее пересохших, потрескавшихся. Девушка понимала – для дэйна происходящее лишено трепета, это всего лишь… прикосновение. Без чувств, без ласки,
Губы, которые всегда казались ей холодными и жесткими, на деле оказались теплыми и удивительно нежными. Он касался ее мягко, осторожно, а взгляд при этом был устремлен в ее глаза, широко распахнувшиеся от ужаса.
Легкий вздох, и поцелуй становится глубже. Дыхание перехватывает оттого, что его сила подавляет, приглушает ее дар, скрепляя связь между двумя нареченными. Темная магия отступала под натиском светлой силы дэйна.
Не было взрыва восторга, не было страсти или равнодушия. Мили ощущала твердую, непоколебимую… нежность. Волоран целовал ее так, словно боялся причинить боль. Поцелуй длился и длился. Осторожный, приносящий облегчение.
В какой-то миг Милиана просто закрыла глаза и отдалась этой утешительной ласке. И в тот миг все изменилось. Вместо равнодушного палача ее губ касался любимый и любящий человек. Она забыла о том, кто он, о том, как он к ней относится, и, очарованная самообманом, подалась навстречу этим желанным нежным губам. Вдох – и мужчина замер. Выдох – и поцелуй стал глубже. И мир кружился, кружился, кружился, а сердце вспыхивало, но не от боли, а от жгучего счастья.
Он здесь. Он рядом. Он ее любит.
Пусть самообман, пусть! Она умирает. И хочет уйти во тьму, обманувшись иллюзией счастья. Вдох – последняя боль тает, вытесняемая надеждой. Выдох – тонкая рука зарывается в густые волосы, вынуждая мужчину склоняться, чтобы быть еще ближе.
– Зачем я здесь? – Ледяной голос Грехобора вырвал умирающую из сладкого забытья, нарушил очарование лжи.
Милиана с ужасом смотрела в невозмутимое лицо дэйна, освобождающегося из ее объятий. Он… она… они…
Взгляд упал на кольцо, возникшее в его ладони. Теперь он может надеть его на палец, может дотронуться до нее, заявить на нее свои права… всего один поцелуй, и Волоран стал ее мужем. Почти стал…
– Йен, она умирает, – словно бы ничего особенного между ними не произошло, спокойно сказал палач магов. – Нужна помощь.
– Ты ее не убил? – Грехобор подошел ближе и опустился перед Повитухой на колени.
Впервые за долгое время она видела обоих братьев так близко, и осознание этого заставило ее всхлипнуть.
– Нет.
– Почему?
Волоран пожал плечами:
– Ты бы расстроился. А мне надоело тебя успокаивать.
Маг выглядел растерянным. Глядя на прикрытую рану девушки, он осторожно положил ладонь поверх руки дэйна.
– Я не помню, как это делать… – негромко сказал Йен.
– Тогда просто попрощайся. – Дэйн рывком выдернул руку и отошел прочь, оставляя брата и магессу наедине.
Он никогда и никому не признался бы, что желает для Мили спасения. Ведь если она умрет, все…
Волоран не просто так потребовал от Глена позвать брата. Благородным порывом – дать Повитухе попрощаться с тем, кого она так боготворила, – тут и не пахло. Все было намного проще. Когда-то давно Грехобор должен был стать Знахарем. Когда-то давно он умел лечить. И лечил все – любые хвори. И заживить подобную рану для него не составило бы труда. Когда-то.
Сейчас маг вполне мог оказаться бесполезным, мог утратить свой дар за годы скитаний и лишений. И дэйн этого боялся. Но все же… если Йен сможет вылечить Мили, сможет вернуть хотя бы частицу своих настоящих возможностей, его жизнь и судьба станут иными. Он вновь получит шанс помогать людям, употреблять свой темный дар во благо. Он перестанет страдать и терзаться, сможет жить без боли и скитаний. Да, будь у него выбор, сумей он вспомнить – все изменится. И в этот раз, дэйн был уверен, брат поступит верно. Если же нет… что ж, как бы то ни было – это единственный шанс для обоих начать жить. Жить, а не существовать, превозмогая невозможное.
Утратив поддержку дэйна, Повитуха быстро теряла силы. Неосознанно она протянула руку к Волорану и попыталась позвать его по имени, но губы не слушались. Бисеринки воды снова выступили по телу. Йен осторожно повернул лицо умирающей к себе и шепотом произнес:
– Он не может сейчас тебе помочь, Милиана. Его сила не даст мне тебя вылечить.
– Йен… скажи… – Острая боль заставила тонкое тело выгнуться, но Повитуха должна была договорить до конца: – У меня… есть… надежда… крохотная надежда… есть?..
В ее голосе звучало столько боли и мольбы, что лицо мужчины дрогнуло.
– Закрой глаза, – приказал он и глубоко вздохнул, отнимая ладонь от безобразной раны.
На кончиках пальцев засеребрился иней.
Милиана подчинилась.
В груди воцарился мертвенный холод. Обжигающий, перехватывающий дыхание, но не пугающий, а приносящий покой. Магесса не знала – хорошо это или плохо, не видела ни застывшего лица Грехобора, ни подавшегося вперед Шахнала, не заметила, как скользнул по ее лицу непроницаемым взглядом и отвернулся Волоран. Все, что имело сейчас значение, – успокаивающий холод. Утешительная стужа.
Повитухе казалось, будто она летит. Или плывет. Она уже не понимала. Хотелось открыть глаза и посмотреть, что же такое с ней происходит, но веки налились тяжестью и уши заложило. Зато перед мысленным взором мелькали видения прошлого, наполненные радостью, болью, печалью. Все самые дорогие ее сердцу воспоминания.
Это смерть?
Она не знала, и было все равно.
Покой.
Если эта прохлада, дарящая мир ее душе, и есть смерть, то она с радостью примет ее.
Возможно, через несколько мгновений на нее обрушится клинок палача, потому что Йен не справился, потому что она… сошла с ума. Милиана позволила дэйну поцеловать ее. Ему – равнодушному, ее – живую. Осознавая, как низко она пала после этого в его глазах, Повитуха едва смогла сдержать рыдания.