Перехлестье
Шрифт:
– Но, насколько я помню, – перевернулся на спину Шахнал, – Грехобор как раз-таки обратил свой дар против дэйна. И не поморщился.
– Это из-за меня он не смог подчинить проклятую силу. Из-за меня она взяла над ним верх, но… он все равно смог остановиться. Тоже из-за меня.
– А почему эти двое были так близки? Из-за тебя? – Жрец снова повернулся на бок и раздраженно поправил впивающуюся в ребра ветку.
Повитуха помолчала, дождалась, пока он снова уляжется, и ответила:
– Нет. Из-за меня они как раз перестали быть близки, перестали друг другу доверять Я только все порчу… Всегда
– Но…
Девушка поднялась на локте и с жаром проговорила:
– Это за мои грехи он расплачивался! Йен. Грехобор. Я была виновата! Только я!
– В чем? – удивился отец.
– Я знала, что нам нельзя быть вместе. Знала, что это приведет к беде, но не удержалась и в результате просто сломала ему жизнь… Я же говорю, что все порчу. Волоран не рассказал совету дэйнов о том, кто был истинным виновником, точнее, виновницей происшедшего. Если бы не я, Йен не стал бы убивать. Его сила не взяла бы верх, понимаете? И он обманул. Обманул! Сказал, что полностью осознавал, что делал. Что пытался сбежать, а брат остановил. И Волоран подтвердил. Они оба спасли меня. Каждый по-своему. Даже после всего того, что произошло, после того, как между ними не осталось не то что доверия, но и понимания, они все равно сплотились, чтобы избавить меня от кары. Грехобора наказали тогда. Волоран сам предложил отдать его на суд Маркуса. А меня – отпустили. И вот… я оказалась невиновной. Как же мне его не любить? Как?
И она уткнулась лицом в ладони, скорчившись на земле. Милиана не плакала. Молчала, съежившись. Маленькая, изможденная, с тяжелой растрепавшейся косой, в ветхом рубище вместо одежды…
Шахнал рывком встал, подошел к скорчившейся Повитухе и сел рядом, неуклюже говоря слова утешения. Он впервые успокаивал, впервые хотел подарить покой… а потом лег рядом, не касаясь, но все же лицом к ней, глядя, как она засыпает. И впервые за эти долгие дни странствия они спали крепко и без сновидений и оба чувствовали себя… почти утешившимися.
Ох, как все перевернулось с ног на голову за эти несколько дней! Словно какая-то насмешливая пряха собрала обрывки разноцветных старых ниток, связала в одну да скатала в пестрый клубок и теперь забавлялась, любуясь, сколь причудливым вышло творение ее рук.
На следующее утро Шахнал первый раз в жизни не вознес молитву Маркусу. Он видел, что Милиана заметила это, видел, как она удивилась, а еще видел, что она хотела о чем-то сказать, но промолчала. И за это жрец был благодарен девушке.
Остаток пути до Причала они проделали в молчании.
Холодный дом принимает гостей
Фадир мягко опустился, коснувшись копытами промерзшей серой земли. Могучий жеребец переступал с ноги на ногу и недовольно фыркал, чувствуя магию. Грехобор огляделся, и по его замкнутому лицу пробежала тень. Он озирался, вспоминая все, что было связано с этим местом и с тем, что здесь произошло.
Магия.
Его магия выстудила эту землю.
Здесь до сих пор под ногами хрустела и крошилась замерзшая трава, а ветви деревьев под ветром
– Я не был здесь девять лет. – Маг соскользнул на землю со спины крылатого коня. – Неужели так ничего и… не изменилось?
– Нет. – В голосе брата отсутствовали обвинительные интонации. – Эту землю уже не возродить. Здесь даже летом всегда мерзнешь.
Грехобор промолчал и сделал несколько нерешительных шагов в ту сторону, где раньше возвышалась Клетка магов – величественное строение, его первый и последний дом. Место, где он вырос, где его оберегали и защищали, место, которое он уничтожил.
– И… вы не пытались ничего восстановить?
– Мы построили здесь дом и назвали его Убежищем. Разлитой в воздухе магии с лихвой хватило на защиту, а камень, зачарованный дэйнами, стужа сковала так, что не разрушить. Эта защита выдержит все – хоть магию, хоть землетрясение. И что важно, Убежище послушно только нам. – Волоран спешился и закончил: – Но это не потому, что наша магия сильнее.
– А почему же? – Брат заинтересованно обернулся.
– Мы сделали строение… живым. Эти стены не обмануть – они чувствуют колдовство. Они явятся дэйну, но останутся невидимыми для колдуна. Лучшее мое творение, – мужчина улыбнулся с такой гордостью, словно говорил о любимом ребенке. – Я вложил в него душу… точнее, то, что от нее еще оставалось.
– Волоран. – Йен подошел к брату и заглянул в глаза. – Ты словно…
– Посмотри на восход.
Маг повернулся в ту сторону, куда подбородком указал ему дэйн, и на мгновение ослеп – яркий солнечный луч отразился в ледяном хрустале, сковавшем деревья, вспыхнул искрами на седой от инея мертвой траве, скользнул по лицу… Грехобор моргнул и тут же подался вперед, увидев… дом. Неказистое строение с кривыми стенами стояло всего в нескольких шагах. Оно то появлялось, то пропадало – розовые краски рассвета подрумянивали серые стены, и те блестели, будто слюда, – это пронизывали неровную кладку голубоватые нити магии. Приглядевшись, Йен разглядел тонкие морозные паутинки, опутывающие дом, словно ледяная сеть. Йен неверяще посмотрел на брата.
– Это…
– Твоя магия. Дом защищен от колдунов силой мага.
Волоран не мог выразить яснее то, что чувствовал. Все эти долгие, полные одиночества годы, годы злости и обиды, он убеждал себя, будто его брат – его враг, а значит, нужно забыть о родстве. А сейчас вдруг все причины, по которым он не мог простить Йена, показались надуманными и пустыми. И своими словами, объяснением сути дома он пытался неведомо как донести до брата, что простил. Все ему простил. И сам просил о прощении.
Йен застыл. Лишь мгновение они смотрели друг на друга, словно ведя безмолвный разговор, а потом дэйн улыбнулся привычной скупой улыбкой, услышав насмешливую похвалу:
– На диво хорош для дэйна.
Дверь с тихим шорохом скользнула в сторону, словно приглашая гостей внутрь. Волоран прислушался к чему-то, а потом вновь перевел взгляд на мага:
– Я пойду один.
– Но…
– Один. Тебе там нечего делать. Убежище пропустило дэйнов, но, увидев тебя, они вряд ли будут рады. К тому же наш призрак куда-то запропастился, хотя уже давно должен бы стоять тут, так что…