Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца
Шрифт:
Вот только проблема была не в железных плитах, заводы могли их изготовить в любых количествах, все упиралось в отсутствие паровых машин должной мощности.
И хотя их уже широко использовали на заводах и шахтах, но на королевском флоте не возникало такой нужды. Так что когда Англия обзаведется собственными броненосцами, Паркер не мог представить — может быть, еще год, а то и два потребуется на установку дымящих коптилок на корабли и их доводку.
— Чертовы турки! — сквозь зубы пробормотал адмирал, нервно вышагивая по шканцам. Он надеялся взять Яффу с налета и тем самым
Русский фрегат и два корвета были уничтожены в ходе морского боя, но трусливые османы бежали от первых выстрелов. И несмотря еще на две попытки и помощь британского флота, так и не смогли взять крепость штурмом, предпочитая вести осаду измором, ожидая, пока московиты не ослабнут от голода.
И теперь он вынужден торчать в этой дыре, в «жаркой заднице мира», как злобно шутили его моряки, имея под своим командованием пару старых линкоров и еще полдесятка дряхлых калош размерами поменьше. Такой куцей эскадры вполне достаточно для исправления должности командора, но никак не для полного адмирала. Начальство над таким сбродом не честь, а еще большее унижение.
— И сколько мне еще торчать у русской цитадели?!
Паркер огорченно взмахнул рукой и спустился в адмиральскую каюту выпить стакан доброго неразбавленного виски. Только этот напиток возвращал ему на минуту хорошее настроение…
Париж
— Профессор, чем вы хотите меня обрадовать? — в вопросе Гоша звучало раздражение — генерал не любил, когда его отвлекали по пустякам.
Он, как всякий военный, снисходительно и высокомерно относился к ученой братии. Хоть и создают иной раз дельные вещи для армии, но в большинстве своем (кроме мудреного пустословия и каких-то чересчур заумных книжек, в которых хоть и написано по-французски, и понятно по раздельности каждое слово, но вместе ничего понять совершенно нельзя) ничего более полезного не производят.
Потому первый консул с некоторым раздражением рассматривал большую химическую лабораторию, где всегда омерзительно воняло, заставленную множеством различной стеклянной посуды, которой Гош даже затруднялся дать название.
— Смотрите, господин консул!
Профессор, не так давно перешагнувший за пятьдесят лет, сиял начищенным золотым франком, и с видом Креза, подающего грязному нищему, положил перед генералом четыре картонные гильзы. Гошу хватило одной секунды, чтобы забурлить гневом.
— Зачем вы мне, профессор, русские патроны показываете?! Вы не издеваетесь часом?
— А вы уверены, генерал, в своей правоте? — пробурчал Клод Луи Бертолли, высокомерно посмотрев на Первого консула Республики как на самого туповатого студента Сорбонны.
Гош взял патрон в руки и повертел в пальцах, внимательно осмотрев маслянистую на ощупь картонную гильзу, на донце отсутствовали знакомые цифры и буквы из кириллицы.
Вот уже полгода как Россия поставляла патроны в четыре русских линии, или 10,67 мм. Именно под этот калибр в Лиможе стали делать казнозарядные нарезные штуцеры для вооружения легкой пехоты
Вот только с этими самыми патронами была сплошная беда. Вода выводила их из строя, порох отсыревал. Зачастую по непонятным причинам капсюль срабатывал, взрываясь в патронной сумке и приводя к подрыву других патронов. Так что иной раз на ум приходило древнее изречение: «Бойтесь данайцев, дары приносящих».
Генерал удивленно хмыкнул и вопросительно взглянул на знаменитого химика. Тот с видом римского императора-триумфатора подвинул к нему чашку с водой.
— Я не считаю свои пальцы грязными!
— При чем здесь пальцы?! — возмутился профессор. — Опустите туда патрон!
Генерал с некоторой опаской опустил в чашку патрон.
— А теперь стреляйте!
Бертолли показал на лежавший посередине широкого стола переделанный под русский патрон нарезной штуцер. Откинув затвор, генерал вставил патрон в казенник, надавив ладонью, опустил рукоять — раздался громкий щелчок.
Ствол ружья Гош направил на толстый пакет из досок и нажал на спусковой крючок. Ружье дернулось, приклад ударил в плечо, вырвавшийся из ствола клуб белого дыма, медленно поплыл вверх к потолку. Вентиляция работала хорошо.
— Четыре года назад, мой генерал, вы попросили создать капсюльный состав не хуже русского. Он перед вами — я сам его изготовил и снарядил патроны. А вы его сейчас проверили!
Иерусалим
Россыпь звезд над головой невольно притягивала взор, и будь другое время, Константин Петрович предался бы мечтаниям или размышлениям, что почти одно и тоже, если судить по конечному результату. Но сейчас он бездумно смотрел на звезды, которые светились душами погибших солдат, принявших смерть за Россию.
— Ты выполнял его приказ, Иваныч? — Он повернулся к лежащему рядом Тихомирову.
— Да, Константин Петрович. Батюшка Петр Федорович вас приказал беречь и в случае чего спасти.
— Я понимаю! — глухо ответил Константин.
Он до сих пор чувствовал некую горечь. Апшеронцы спеленали его, как младенца, занесли в какой-то подвал, через который спустились в подземный ход. Константин не раз слышал, что под городом есть катакомбы, недаром первые христиане укрывались именно в них, но не представлял, что они могут быть такими обширными.
Правда, уже внизу, в холодной темноте, он собственными ногами проделал этот многочасовой путь и теперь знал, что они находятся уже далеко за городом и где-то рядом друзы, что должны провести их в Яффу.
Тихомиров ручался твердо, что помощь придет, и Константин ему верил. Начальник личной охраны, его флигель-адъютант, несмотря на свой маленький чин, ни разу не подводил.
— Слышишь, государь, верховые едут! Тихо, посмотрим, чего-то копыт стучит много…
Они, прижавшись друг к другу, лежали в маленькой ложбинке, что тянулась по вершине пологого каменистого хребта. Константин пристально всматривался в ночную тьму, в которой проглядывалась белой лентой проезжая дорога на Яффу. И тут он заметил всадников, их было четверо.