Переходный период: цели изучения, теория и практика

Яницкий Олег

Кроме того, Бауман отмечал, что сложившаяся ранее «морфология» изучаемой системы, то есть структуры и характера человеческого общежития, также нарушается. Старые социальные структуры и связи распадаются, их элементы становятся частью новых социальных структур без должной апробации и т. д. Все это признаки слабеющей системы [Bauman, 2017: 119].

Это означает, что эпоха постмодерна есть период перманентной перестройки больших комплексных систем, которые становятся все менее стабильными и более рискованными. Так как главной их функцией было служить катапультами и управляющими структурами для социального действия, эта ситуация неопределенности есть главный вопрос концепции переходного периода и возможно даже «метавопрос» нашей переходной эры.

Далее Бауман переходит к актуальному для нас вопросу

о месте и роли мегаполисов в процессах глобализации и трансформации национальных государств в частности. Он полагает, что этот мезоуровень социальной интеграции будет оптимальным для «примирения» управления сверху – вниз с самоорганизацией и самоуправлением на местах. Понятно, что речь идет об уровне политики в отношении семьи и индивида.

Однако в этом пункте Бауман противоречит сам себе, говоря чуть ниже, что источником современных противоречий и конфликтов является процесс «диаспоризации» мира [Bauman, 2017: 121]. Этот процесс действительно идет, но именно он является одной из причин разрушения индивидуальных планов семьи как социального института. Напомню, что я также не согласен с Бауманом, который, ссылаясь на работу Б. Барбера (‘Dysfunctional Nations, Rising Cities’), утверждал, что сегодня город как место обитания человека снова становится главной надеждой и опорой демократии [Bauman, 2017: 122, 123].

Но какой именно демократии? – Уличных протестов и «желтых жилетов»? Или новых форм борьбы правых и левых, которая сегодня тоже выплескивается на улицы европейских городов? Или, наконец, «демократии» фейковых новостей и социально-сконструированных фактов? Одно очевидно: современная институциональная система подвергается серьезной эрозии. Поэтому утверждение, что мы, homini sapienti, зажаты между все более нерелевантным прошлым и непонятным будущим, представляется вполне справедливым. Этот переход сопровождается дальнейшей де-институциализацией, индивидуализацией и приватизацией условий нашего существования, а также индивидуальной «политикой жизни» и переходом от общественной к индивидуальной ответственности. Бауман заключает, что «мы сегодня живем на минном поле, о котором мы знаем (или думаем, что знаем), что оно усеяно взрывчаткой. Однако взрывы случаются здесь и там, и мы не имеем возможности предсказать, где и когда именно» [Bauman, 2017: 127, 129].

3.4. Вопросы теории социальных сетей: М. Кастельс и другие

Бытующее сегодня утверждение, говорил Кастельс, что социальные сети есть продукт информационного общества, сформировавшегося в ХХ в., ошибочно. Социальные сети, то есть сети, созданные или используемые человеком, были, есть и всегда будут непременным условием существования и развития человеческого общества во всех его формах, мирной, военной или в случае природных аварий и катастроф. Другое дело, что их структура и функции изменялись в ходе истории. По образному выражению Кастельса, «интернет – это фабрика нашей жизни» [Castells, 2004: 1].

Сеть, согласно Кастельсу и другим западным теоретикам, – это не только связи и коммуникации, сеть – это пересечения, на которых образуются «узлы» (nodes), имеющие множество функций: они и территории взаимовыгодного обмена, и столкновения и борьбы интересов, а сегодня еще и элементы системы информационного производства.

Пространственные перемещения и столкновения природных объектов и социальных и агентов сопровождают всю человеческую историю, поскольку доступ к ресурсам есть ключевой момент существования и развития человеческих общностей. Между обществом и природой всегда существовала связь, поскольку человек не только пользовался морями, реками, тропами и другими естественно возникшими путями перемещения в среде обитания, тем самым расширяя пространство собственной жизни, но и чем дальше, тем активнее прокладывал или конструировал другие пути, дороги и средства сообщения и коммуникации. То есть сеть или иная форма взаимосвязи человека и природы или человека с человеком есть непременный атрибут всякой социальности.

Однако с развитием производительных сил эта социальность также развивалась, меняя свои формы и характер. Если поначалу человеку был необходим только систематический доступ к ресурсам

жизнеобеспечения «здесь и сейчас», то постепенно сеть как инструмент социального взаимодействия приобретала все новые формы и характер. Гонцов и почтовых голубей сменили телефон и телеграф, а сам природный ландшафт с его реками и горами стал оцениваться одновременно как ресурс или препятствие развитию общества. Так постепенно сеть из инструмента непосредственной связи превращалась в социальный институт, становясь тем самым еще одним социальным ресурсом. И чем быстрее росло народонаселение земли, чем меньше становилось ресурсов, пригодных к непосредственному потреблению, тем быстрее социальные сети становились инструментом экономической, политической и социальной борьбы. То есть инструментом геополитического доминирования.

Каким образом? Главным образом посредством силового давления развитых стран и сообществ с использованием существующих политических и социальных институтов в интересах меньшинства против большинства менее развитых и отсталых. Причем чем меньше становился объем доступных ресурсов, тем ожесточеннее становится эта борьба, которая постепенно приобретает комплексный (гибридный) характер. Между первым и вторым ее типами есть существенное различие. Первый означает одновременное использование разных мер, экономического, политического и иного характера. Второй означает специально сконструированную стратегию их использования, которая, как правило, учитывает их воздействие друг на друга, а также синкретический эффект их совокупного воздействия.

Еще одно методологически важное замечание. Если теория системной динамики, как правило, исходит из постулата саморазвития некоторой системы (с учетом ограничений, налагаемых на нее другими агентами, вовлеченными в процесс развития), то теория социальных сетей имеет главным образом дело с экономически или социально сконструированными человеком агентами функционирования и развития, включая интересующие нас мегаполисы.

У современных социальных сетей есть также внутренне противоречивая «механика». С одной стороны, эти сети должны подчиняться социальным и политическим институтам и прежде всего международным и национальным. С другой стороны, всякая социальная сеть – тоже социальный институт, и потому она действует в своих интересах. В этом отношении ускорение и сжатие социального времени – на ее стороне, потому что одно дело – принципы и декларации международных организаций и совсем другое – все быстрее изменяющаяся действительность, к темпо-ритмам которой нужно приспосабливаться.

Эта «механика» – прямая дорога к междисциплинарному анализу и гибридному действию, которое пока, однако, рассматривается политической теорией скорее как эффективный инструмент подавления вероятного противника, нежели как «мост» к преодолению междисциплинарных барьеров и размежеваний. Наконец, до недавнего времени политическая социология тяготела к типологическому, то есть к структурно-функциональному анализу [Патрушев и Филиппова, 2018]. Однако растущая подвижность, изменчивость и неопределенность динамики современного мира заставляет нас сфокусировать исследовательский интерес на динамике современных социальных сетей и способах управления ею.

Следует различать (но не абсолютизировать) сети обмена материальными ресурсами и продуктами производства, собственно информационные сети как инструмент управления, науки и образования и силовые социальные сети. Последние используются двояким образом: как «сети развития» и как «силовые сети», как инструмент и оружие для достижения собственных геополитических целей и подавления сопротивления так называемой «пятой колонны».

Сегодня социальные сети – это общественный организм, используемый не только как инструмент для других агентов, но требующий постоянного притока ресурсов. То есть сеть из средства связи и доступа к ресурсам сегодня превратилась в относительно автономную сферу общественного производства, требующую ресурсов. Откуда они берутся? Из самых разных источников, но прежде всего от системы бизнес – власть, но она не просто «берет» их из этого источника, сегодня общество и его рынок устроены таким образом, что ни один социальный институт или организация не могут существовать, если они не платят «дань» масс-медиа.