Переиграть войну! Пенталогия

Рыбаков Артем Олегович

Я бросил взгляд на часы. «Да уж – только четыре часа поспать удалось…» – и полез из спальника.

С нашей позиции мы видели только спины заключенных, выстроившихся в колонны и, сколько ни всматривались, обнаружить Антона нам не удалось.

Правда, спустя минут десять в наушнике раздался взволнованный голос Люка:

– Парни, есть контакт! Здесь он!

Точной позиции Сани я не знал, но предполагал, что он спрятался гдето с противоположной стороны лагеря.

Теперь, когда цель обнаружена, осталось ждать недолго. В принципе мы могли «бомбануть» лагерь еще ночью, но Фермер, взвесив

все «за» и «против», решил не рисковать понапрасну – тревога в этом районе нам была совершенно ни к чему.

Будто в подтверждение, снова ожила рация:

– Здесь Фермер. Мы со «старым» будем у вас через двадцать минут. Люк – на месте.

…Двести метров – именно таково было расстояние, отделявшее место, где мы сидели, от лагерного забора.

На совете решили не штурмовать лагерь, а поступить хитрее – выцыганить Антона, переодевшись в немцев. Сам командир объяснил нам: «Конечно, завалить этих дятлов на вышках – проблема небольшая, но что мы будем делать, если ктонибудь засадит из пулемета по толпе? А с этими говностволами и одним глушаком шансы на это слишком велики!»

И сейчас мы тщательно прихорашивались, подгоняя эсэсовские шмотки, в больших количествах захваченные нами в Налибоках. Мне как единственному, сносно говорящему понемецки, выпала роль «фронтмена», а кому больше всех говорить, как не старшему по званию? Фермеру досталась роль звероподобного эсэсовского унтера, а Бродяге – пожилого водителя. Правда, для этого потребовалось привести его внешность в соответствие с немецкими уставами. После почти десятиминутной матерной перепалки командир всетаки убедил его в необходимости сбрить усы. Попутно объяснив, что именно изза них опытный чекист и спалился в свое время у «почтового ящика». Немецкий офицер, возглавлявший группу полицаев, просто не мог проехать мимо такого вопиющего нарушения устава. И остановил подозрительного военнослужащего. Что вылилось, как вы помните, в большую перестрелку с кучей трупов.

Мы были уже почти готовы к выходу, когда до нас снова донеслись завывания сирены, а Люк доложил, что в лагере намечается какоето массовое мероприятие.

– Мы наблюдать, а ты – в машине посиди, чтоб форму не мять! – тоном, не допускающим возражений, приказал мне командир и вместе с Бродягой скрылся в подлеске.

С полчаса мы с Доком маялись в неизвестности, причем я раз пять повторил про себя и раз десять – вслух, свою «арию варяжского гостя». Так смешливый Док обозвал заготовленную мною речь. Наконец знакомый голос в наушнике рявкнул:

– Люк, отставших берете вы! Только тихо! Тотен – заводи!

Спустя три минуты из кустов выскочили оба Саши:

– Тотен – гарнитуру сними и на заднее сиденье марш. Док – туда же.

Мое место за рулем занял Бродяга, а командир, севший с ним рядом, рассказал нам, пока наша машина выезжала из леса, про «гонки колесниц», устроенные немцами.

Пока я соображал, не шутка ли это, Док емко и очень непечатно выразил свое отношение к происходящему.

– Я с тобой, Серега, полностью согласен, но нам это сейчас на руку. Налицо – нарушение устава, и появление офицера, тем более – эсэсовского, их заступорит, – ответил Фермер.

– Мы с Сашей прикинули, – вступил в разговор Бродяга, – нам кровь из носу – на дистанцию ближнего боя надо

подобраться. А на машине да в форме мы всяко ближе подойдем, чем по кустам красться будем.

– Док, ты с Ваней в страхующей группе останешься. Все, что заметишь – немедленно нам передавайте. Ты – наблюдатель, Казачина на пульте управления фугасами.

– Так вы и дорогу минировать собрались? – удивился Док.

– А как же! Первое дело на случай всяких неожиданностей. Алик, – обратился он уже ко мне, – с тобой мы со «старым» пойдем, так что в темпе прикинь, что нам с ним говорить.

Я наморщил лоб.

– А ничего!

– Как так? – удивился Фермер.

– А сам прикинь. Субординация у них посерьезней нашей, и, пока говорит старший по званию, вам – рот на замке держать надо. А там – не до разговоров уже будет. Максимум – матерись под нос: Sheisse или там Arschloch говори…

– Яволь, херр официр! – гаркнул командир.

– Вотвот, с твоими навыками ты на этой фразе и спалишься, – акцент у Александра и вправду был чудовищный.

– Не понял?!

– Ну, не считая жуткого акцента, есть такой момент – эсэсовцы друг друга так в начале войны не называли. Либо по званию, либо – «камрад» говорили. Причем на «ты», – блеснул я своей эрудицией.

– Что, и генералам тоже? – изумился Саша.

– Ага. Как в анекдоте: «Товарищ генерал, к тебе жена приехала…»

Все в машине жизнерадостно заржали, я же продолжил:

– Так что либо правильно говори: «Jawohl! Untersturmfurher!», либо помалкивай в тряпочку и немцев по кадыкам, по кадыкам!

Саша улыбнулся, но тут же предостерегающе поднял руку, прислушиваясь к рации.

– Так, Люк с ребятами взял «гонщиков». Теперь у нас есть свежий «язык». Саня, – это он Бродяге, – тормози! Дальше пешком пробежимся. Док, Ваня тебя метрах в ста отсюда ждет, на опушке. Разбежались!

…Пленные, рахитичного вида рядовой и прыщавый, с неприятным, наглым лицом, гефрайтер, оказались настолько ошеломлены попаданием в плен, что, по словам Люка, «сразу до жопы раскололись». И только недостаточное знание нашим разведчиком языка помешало допросить их еще до нашего прихода.

Когда я спросил наглецагефрайтера о планах лагерного начальства на ближайшее будущее, то сначала не понял, о чем идет речь. Нет, слово «Gladiator» я понял отлично, но суть ответа ускользала от меня. Хорошо, что «язык» пустился в пространные объяснения, что идея этих «Олимпийских игр» принадлежит начальнику лагеря, оберфельдфебелю Бергхофу, который раньше работал учителем истории в гимназии. Это дало мне время прийти в себя и перевести ребятам несколько причесанную версию происходящего. Но все равно, судя по лицам друзей, немцев ничего хорошего в ближайшем будущем не ждало.

По знаку командира Люк и Кудряшов вырубили обоих пленных, и Саша повернулся к освобожденным нашим бойцам, которые, вымотавшись в гонке и вдобавок ошеломленные неожиданным освобождением, лежали в тени большого куста, непонимающе переводя взгляды с одного участника дискуссии на другого.

– Так, бойцы, для вас сейчас есть два варианта: первый – помочь нам, второй – полежать связанными в тенечке часокдругой.

– Товарищ… командир, – видно было, что эсэсовская форма смущает говорившего, – а почему связанными?