Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
– В крайнем случае, если ничего не придумаем, просто к дереву примотаем и будем одиночными стрелять, все равно лента у нас одна.
* * *
Оружие спрятали в лесу, разделив на несколько отдельных нычек, нам оно, конечно, без надобности, но командир порекомендовал военюристу не жадничать и делиться информацией о закладках со встреченными по дороге окруженцами:
– Вы к фронту прорываетесь, а ктото, может, решит партизанские действия, как капитан Никифоров, – он кивнул в сторону теперь уже бывшего помощника Чернявского, который с десятком «своих» людей копался в куче снаряжения, – продолжить.
– Сейчас шестьдесят человек остается,
– Андрей Николаевич, они не к бабке на печку забились, – возразил ему Фермер. – Сражаться будут не хуже прочих. Было бы желание, а как – мы научим. И Зайцев согласен с вашими союзничать, так что не переживайте. – И добавил: – Вы от нас, они – от вас. К тому же в отличие от людей из вашего отряда у них с документами не очень.
Чернявский поморщился – с документами у него самого было, что и говорить, не очень… В «конторе» лагеря, несмотря на его временность, обнаружились аккуратные папки с личными делами на всех заключенных, имевших на момент пленения документы. В папках было все: красноармейские и командирские книжки (у кого они были), партийные и комсомольские билеты и даже награды! Но военюрист, как и еще некоторые командиры и политработники, свои документы «потерял». Вот и пришлось Бродяге на пару с Зельцем быстренько этих «бездомных, беспаспортных, безработных» прокачать на «косвенных».
– Товарищ майор госбезопасности, сколько нам немцев на себя отвлекать? – уходя от неприятной темы, спросил прокурор.
И Саша, отбросив жеманство и неуместную скромность, ответил:
– Чем больше – тем лучше. Но максимум того, о чем я могу попросить, – два дня.
– Мы постараемся… Все лучше в бою погибнуть, а не за колючкой тихо в грязи умирать. – И, поправив трофейную кобуру с «вальтером», пошел к своим бойцам.
Подхватив из коляски мотоцикла немецкий ранец, я в два шага догнал Чернявского:
– Товарищ военюрист, Андрей Николаевич, подождите секундочку!
– Да, товарищ старший лейтенант? – он повернулся ко мне.
– Вот, вам. От меня лично, – я протянул ему ранец. – Там всякие командирские мелочи: карандаши, два компаса, нож хороший… В общем, сами разберетесь! И удачи вам! – И, козырнув, я быстро пошел прочь.
* * *
Во время всей этой кровавой вакханалии я обратил внимание, насколько у меня изменились после пребывания в плену психологические реакции на некоторые вещи. Немцев я убивал с какойто холодной отстраненностью, совершенно не воспринимая их как людей. В первый раз я заметил это, когда, подойдя на улице одной из деревень к немецкому ефрейтору – командиру патруля, спокойно попросил у него спички, а потом вогнал нож ему в сердце. Вытирая клинок о траву, я понял, что мне все равно, есть ли у него семья, как его зовут и о чем он думал. А после захвата склада проблема встала передо мной уже со всей ясностью. Слегка испугавшись самого себя, вечером того же дня я подсел к командиру.
– Саш, мне страшно.
– Что такое?
– Я убил (раньше мы все старались избегать этого слова, заменяя его разнообразными эвфемизмами, а теперь оно вылетело само собой) семерых, а мне все равно. Ножом и голыми руками, а ни кошмары не снятся, ни блевать не тянет…
– А чего хочется?
– Чтобы все это поскорее кончилось!
– Что все? – уточнил он.
– Да все! Немцы, наши, война! Мы же врем постоянно. Изображаем из себя героев, трепыхаемся… А кому это нужно? Мы их тут бьембьем, а там, – я махнул рукой кудато на восток, –
– Тссс, не кричи так, – спокойно ответил Александр. – Вот ромбы получишь – будешь о корпусах думать. А пока – наше дело солдатское. Немцев резать и живыми при этом оставаться. Понял?! – И он внезапно сильно стиснул мое плечо. – А что не чувствуешь ничего по отношению к немцам – это даже хорошо. Это ты так от кровищи защищаешься. Уважаю!
* * *
– Я понимаю, вы, ребята, устали и вымотались, но надо еще немного напрячься! – голос Саши пробился сквозь пелену сна. – Завтра доделаем дорогу и вперед, в леса!
«А это он Мишу с Семеном накачивает…» – все последние пять дней, как только выдавалась минута отдыха, рядом с недавними пленными оказывался ктонибудь из нашей группы и начинал «ездить по мозгам». Бродяга в шутку обозвал это «экспрессподготовкой по бразильской системе методом Илоны Давыдовой». Да, хотя это может показаться странным, но наши командиры решили поднатаскать мужиков за неделю до, как сказал Фермер, «хоть до скольконибудь приемлемого уровня».
Вчера, например, Бродяга личным примером доказывал, что в партизанской работе дедовская двустволка зачастую не только не хуже армейской винтовки, но и иногда сильно лучше. «Новенькие» недоверчиво хмыкали, а вот те бойцы, которые уже притерлись к нашей группе, внимательно смотрели да на ус мотали. Когда же после демонстрации «хитрых ужимок и ухваток» Саша однимвыстрелом снес «головы» двум специально приготовленным чучеламмишеням, скептицизм бывших пленных рассеялся.
А сегодня моя очередь – буду натаскивать мужиков на работу ножом накоротке.
– Итак, граждане, для начала маленькая демонстрация, – начал я занятие. – Вы трое, возьмите карабины в положение «на плечо» и встаньте вон там, у угла дома, – в настоящий момент наш отряд базировался на небольшой пасеке, спрятавшейся в глубине леса километрах в семи от шоссе СлуцкМинск, так что для большей наглядности я решил воспользоваться существующими «декорациями». – Будете патруль изображать. Ты, Михаил, будешь немецким офицером…
…Расслабленной походкой я двинулся навстречу Соколову. Конечно, эксперимент не совсем чистый, ведь ребята из «патруля» ждут подвоха и поэтому косятся на меня значительно пристальнее, нежели немецкий патруль смотрел бы на обычного прохожего, а тем более – солдата вермахта. Да и Миша тоже настороже… Пять шагов, три… Я вскидываю правую руку к козырьку, приветствуя «офицера», а вот левой… Левой плавно и быстро втыкаю деревянный имитационный нож в солнечное сплетение танкиста и как ни в чем не бывало продолжаю движение. Я сделал уже целых три шага, когда услышал за моей спиной сдавленное шипение (ну да, бил на совесть, чтобы вырубить…). Внимание «патрульных» отвлечено падающим Соколовым, и я ускоряюсь. Деревянный «нож» за моей спиной перекочевал уже в правую руку, а в левой зажат еще один – тот, что до этого был спрятан за ремнем.
Так, проскальзываем за спиной крайнего справа патрульного, «накалывая» его почку с левой руки. Правая же рука вгоняет второй нож в основание шеи следующего «немца» (тут уж я сдержал удар, боясь покалечить бойца). Еще один шаг… Скрестное движение рук… И деревяшки полосуют шею последнего «противника».
– Товарищ капитан, время? – обращаюсь к Бродяге, стоящему с секундомером в демонстративно вытянутой руке.
– Восемь с половиной секунд! Неплохо, товарищ старший лейтенант! Даже хорошо!