Шумит-шкворчит Дворец культурыМарксистов города Шатуры.Готовя всесоюзный слёт,Поёт «Онегина» народ.Евгений в кожанке с наганом,С сестрой рабфаковка Татьяна,В последнем акте правит балКакой-то белый генерал.А дядя самых честных правилГалиматью всю эту ставил.И от буфета до буфетаВо полный выхлоп юных силЧастушки Ленского-поэтаИм местный тенор голосил.Заткнись, сказал Евгений грозно,Иначе плакать будет поздно.Ты – исторический урод,А я совсем наоборот.Своей
душою геттингенскойМеня вконец уже достал.Ну, погоди, гадёныш Ленский!Молись, каюк тебе настал.Ты сколько слопал керосина?Умри, дворянская скотина!Четыре пули из наганаВлепил он Ленскому в калган,А Ольга Ларина с ТатьянойЕму в ладоши били рьяноИ рвали Пушкина роман.
Шатура, 1935
Самонадеянный Порфирий
Самонадеянный ПорфирийШвырял с утра пудовы гири.Теперь Порфирий инвалид,Протез кочна его болит.
Дома. Числа не помню.
Армагеддон
Как же, ждать Армагеддона! Мне б берданку да ружжо,От Урала да до Дона вам устроил бы ужо.Просто хочется на Эос боль души своей излить.Афродит, Афинка, Зеус… Где вы, мать вашу етить?Голова устала пухнуть от различных дум.К чёрту этой жизни рухлядь.Крибле, крабле, бум.
Стрельбище ДОСААФа, 1935
Джайны
В равнинах Индии джайны живут.Штанов не носят, коров не едят,Молока не пьют, мрамор статуй ваяют.Я бы к ним ушел мрамор статуй ваять,Молока не пить, штанов не носить,Их храмов редколесьеВозносить в поднебесье…Да, быть джайном – хорошо!Ладно, джайны, я пошёл.
Дорога Агра-Каджурахо, 1935
В бодисатвах
Что людскому роду надо?Чтобы было шоколада,Чтобы падала роса,Чтоб родилась колбаса,Чтоб у всяка мерзка гадаЛезла б кепка на глаза.Покажи ему полпальца —Он хохочет, как больной.Стану с вами я брататься,С швалью этакой такой!Лучше стану бодисатвойПод индийскою луной,Свой лелеять буду атманДхармы мудрою рукой.Не отдам своей нирваныЯ за вашу колбасу.Эй, братаны-павианы!Приходите, я спасу.
Музей Восточных культур, 1935
Сперматозоид Левенгука
В Амстердаме-РоттердамеКончив жёнку целовать,Левенгук сбежал в пижаме,Микроскоп изобретать.Прямо в линзе замухрышкаВдруг вертит своей башкой.Ба, да это мой сынишка,Весь хвостатенький такой!Головастой головёнкойОн насилует стекло,Все мечтает влезть в дырёнку,Где тепло и весело.Ничего, что ты хвостатый!Буду я тебя любить,Не забыть тебе с зарплатыЛеденцов мешок купить.Ничего, что головатый,Я тебя усыновлю.Будешь сытый и богатый.Баю, баюшки-баю.
Амстердам, 1935
Антисемитизм
Забреду в лесной валежник.Там малину вороватьМедвежат, детей медвежьих,Медвежачья учит мать.Веселятся первогодки,То буянят, то рычат,Человек, подай нам водкиС расстегаями, кричат…Это я гляжу в картинуШишки мишкина в лесу,На последнюю полтинуРадость печени несу.Эти шишкиновы мишкиНа гвоздя большой рукеЗа какие-то коврижкиВ каждом виснут кабаке.Был бы Шишкин
маринистом,У него б девятый валВод медузой водянистойПолуштоф бы заедал.Был бы Мишкин модернистом,Голых баб его кагалТретьей сиськой голосистойПьяный столб бы подпирал.Ну, даёшь ты, Мишкинд-Шишкинд,Филькинд-Милькинд,Крышкинд-Пышкинд,Фишкинд-Лифшиц цеденбал!Всех нас шишками достал.Нет закона, чтоб медведиПили водку и портвейн.Бог спаси от этой бреди.Попадись мне, Финкельштейн!
Витебск, 1935
Венера Милосская
Уронили венеру на пол,Оторвали венере лапу.Все равно венеру не брошу,Потому что она хороший.
Музей, 1935
Кордова
Волшебное слово КордоваМне снится во тьме ночей,Где пляски испанок гордые,Где бдит в ночи книгочей,Где маврских домов мезонины,Где в порту фелюг базар,Где на заре муэдзиныКричат аллаху акбар…Не тружусь, не пью, не ем,Хочу ехать в Вифлием.Там колхозные волхвыНа слуху у всей молвы,Там, у Веры колыбели,Коз-коров пасут ониИ в ветвях огромной елиЖгут бенгальские огни,Чтоб колхозы колосились,Чтобы век козлы родились.
Сухумский обезьянник, 1935
Днепр
Верно, чуден Днепр при каждой тихой погоде,Долетит до него не всякий крылатый птиц.Вкруг степных ковылей в ветрах шевелится бесплодье,Метеорами дождь, в ночах сполохи зарниц.В треугольных Бермудах лежат на дне самолёты,Не смогли долететь они до Днепра.Многотонно бесплодны над ними тяжкие воды.Друг, и нам с тобой в путь собираться пора.Но ничто и никто никогда в никуда не уходит.Остаются потом всегда круги на воде.Тот же самый Днепр, что так чуден при тихой погоде,Мы ещё увидим с тобой в звёзд дождя высоте.А пока хорошо над Днепром при всякой погодеСтеньку Разина петь и бить стекло фонарейИ, летя над ним на случайно живом самолёте,Стюардессу хватать за холмы крутые грудей.
Закусочная «Днепр», 1935
Неодолимая сила жизни
Если влезть в глубину океанского моря,Где в дыре Мариан анемичны рачки,На последнего дна песчаном узореТы увидишь якорь, секстант и очки,Коматозные три очумелых креветки,В чьих телах прозрачны пустые кишки,Бывших килек банку, стакан на газетке,Бутерброд и след человечьей ноги.
Марианская впадина, 1935
Маньяк
Хищник бешеный севрюга,Страшный монстр волжских вод,От мордвы до персов югаЧто ни попадя жуёт.Мириады организмов,Хоть и микро, но живых,Поедает в этой жизниКровожадный рыбий псих.И за это он, копчёныйВ виде палки балыкаСредь икры его же чёрнойНа руке висит крюка.
Елисеевский, 1935
Кресс-салат и аспарагус
Пахнет редькой и редискойТравяной дегенерат,Чемпион закуски в мискеНезабвенный кресс-салат.А заморский аспарагусТо в букет цветов растёт,То спаржой французам в радостьВ их французкий лезет рот.Но однажды в чистом полеЭти травки подрались.Аспараг вскричал: уволю!…Кресс ответил: хрен соси-с.И тогда кинза с укропомИ пырей, травей маркиз,Им надрали травью жопу,Чтобы больше не дрались.