«Перекоп» ушел на юг
Шрифт:
На еще уцелевшем правом крыле мостика стояли Демидов и Бударин. К ним и подбежал взволнованный Плиско:
— Товарищ капитан! Связь нарушена, радиограмму всю передать не удалось.
— Идите на корму, быстрее спускайтесь в шлюпку, — приказал капитан и добавил: — Судно тонет. Очень жаль…
— Николай Федорович, — окликнул Плиско первый помощник, — не осталось ли хоть аварийного передатчика?
— Товарищ первый помощник, я все обыскал — ничего…
— Бегите, еще несколько минут судно, может, и продержится. Бегите, а то будет поздно. Прощайте.
Взглянув на капитана и первого помощника, Плиско побежал на корму, засунув за пазуху вахтенный журнал
— Быстро спускайтесь за борт, быстро, Николай Федорович! — кричал ему старший механик. — Что вы там копаетесь!
— Самолеты пошли на новый заход, — долетел и в кочегарку голос сверху.
И почти тут же послышалось несколько взрывов.
В кочегарку вбежал второй механик Захов. Кочегары узнали его в темноте по голосу.
— Есть еще кто живой в кочегарке? — спросил механик. — Оставить кочегарку, подняться всем наверх — и в море! — приказал он.
— Что случилось? — спросили кочегары.
— Как — что? Судно тонет. Живее!
Захов пробежал в бункер, проверить, не осталось ли там кого. Бахирев и Радченко торопливо начали стравливать [8] пар и выгребать жар из топок, чтобы не взорвались котлы: при взрыве котлов всем гибель, даже тем, кто окажется в шлюпках на воде. И кочегары, хотя бы это стоило им собственной жизни, обязаны выполнить перед людьми этот свой последний долг.
И лишь после того, как выгребли жар из топок, Бахирев пошарил рукой наверху решетки спасательные пояса и схватил их для себя и Радченко. Затем, нащупывая поручни трапа, быстро поднялся наверх, а следом за ним показался и Радченко.
8
Стравливать — выпускать пар из котлов в атмосферу через специальные клапаны.
Яркое солнце, бушующее пламя на судне больно резанули глаза. Бахирев отвернулся и зажмурился на миг, но в следующую же секунду увидал, как несколько человек бежали по палубе к шлюпке, а на воде уже покачивались две шлюпки.
Судно имело сильный продольный наклон и было охвачено пламенем; дым поднимался черным столбом.
Над судном с воем кружились самолеты, в какой-то дикой злобе пикировали на отходившие от судна шлюпки, расстреливая людей из пулеметов.
— Гады! Что делают, звери!.. — вырвалось у Бахирева.
С разрушенного мостика послышались слова последней команды Демидова. Пересиливая боль от ран в спине и плечах, он стоял, ухватившись за поручни трапа правого крыла.
— Быстрее же в шлюпку! — крикнул он.
Но голос его потонул в грохоте, гуле и громе взрыва. Бомба попала прямо в угольный бункер. В воздух поднялось облако черной пыли, с воем и свистом полетело рваное железо.
Бахирев увидел, как бежал, спотыкаясь, к борту весь черный от угольной пыли Степан Филиппович Баранов, но уже в следующую минуту упал. «Убили или ранили?» —
Бот стал отходить от парохода. В этот момент все увидели Олейникова. Он прыгнул с палубы судна, держа в руках большую сверкающую кастрюлю. В другое время это вызвало бы смех, но сейчас всех занимал вопрос: почему кок не бросил кастрюлю? С нею еще, чего доброго, утонет! Стали грести к нему, крича: «Бросайте к черту кастрюлю!» Но так с ней и втащили повара в бот. А он оправдывался: «Жаль было бросать — со вторым. Люди еще не обедали, кроме тех, кто ушел на вахту. Да и кастрюля — как ее бросишь: в чем потом готовить?» Тимофей Захарович, изловчившись, спокойно слил набравшуюся в кастрюлю воду, стараясь сохранить жаркое.
Самолеты, казалось, наконец оставили горящее и тонущее судно, ушли к острову; но едва бот начал подходить к судну, чтобы забрать с него последних оставшихся людей, как они опять налетели. От взрывов бомб снова поднимались и падали столбы воды, обдавая людей и заливая шлюпки, и снова самолеты обстреливали экипаж из пулеметов. Спасаясь от обстрела, многие выпрыгнули из шлюпок в море. Но пули шлепались кругом, поднимая всплески воды.
Бахирев нырнул под шлюпку и время от времени выглядывал оттуда. Соленая вода нестерпимо щипала раны на ногах. Кругом взрывались всплески воды от пуль и осколков. Воздух дрожал от визга, шума, треска и взрывов. Но вот на судне раздался оглушительный треск. «Перекоп» резко пошатнулся и еще больше ушел носовой частью в воду.
— Продавило переборку второго трюма и залило водой. Теперь недолго продержится «Перекоп», — сказал с горечью Ефим Кириллович.
Корма поднялась вверх, и винт теперь был высоко над водой. А судно пока не тонуло только из-за того, что воду еще сдерживала переборка машинного отделения.
Самолеты же всё кружили и кружили над гибнущим судном, озлобленно поливали людей свинцом, словно боялись, что горстка обессилевших моряков может спасти искалеченное судно.
Демидов по-прежнему находился на обломках мостика. К нему поднялся Бударин. Он обежал все помещения, беспокоясь, как бы кто не остался на тонущем судне. Повсюду натыкался на трупы, и сердце его разрывалось от боли. Ведь он хорошо знал каждого в экипаже, знал их семьи, дорожил всеми и вот теперь видит мертвыми.
Капитан заметил, как по талям начал спускаться за борт кочегар Агарков Степа. Но уже через секунду ни Агаркова, ни талей не стало. Пули щелкали по стали судна. Всю носовую часть охватило огнем. Полыхал целиком почти затопленный первый трюм, горели и корма, и средняя надстройка, и вспыхивали всё новые и новые очаги пожара.
Самолеты наконец ушли на северо-восток. Наступила страшная тишина.
— Ну что ж, — обратился капитан к Бударину, — теперь люди все сошли, и нам пора сходить… Молодец наш «Перекоп» — долго боролся за жизнь. Но нам ничего уже не изменить. Надо только попытаться побыстрее собрать людей на воде и направиться к ближайшему острову, к Большой Натуне. Путь к нему довольно оживленный, тут, в юго-западной части Тихого океана, много судов проходит. По крайней мере, так было в мирное время… Запомните, Борис Александрович, долгота острова сто восемь градусов, широта северная четыре градуса. До Большой Натуны миль двенадцать. А теперь давайте попрощаемся, на всякий случай… — взволнованно сказал Демидов и неловко обнял Бударина.