«Перекоп» ушел на юг
Шрифт:
Они начали спускаться на плавающий у борта плот, который привязал к поручням Плиско. Капитан почти не мог идти — и ему помогал Бударин. Заметив это, к ним подскочили с палубы Друт и Чулынин.
В это время к плоту подошел бот, на котором распоряжался Иван Васильевич Байдаков. В боте, кроме Байдакова, находились женщины, Радченко, Бахирев и Захов.
Через некоторое время шлюпки сошлись вместе. Демидов распорядился вычерпать воду из шлюпок и побыстрее подобрать тех, кто оставался на воде.
Владимир Зинчук несколько минут держался на воде, потом, заметив лючину [9] ,
9
Лючины — прочные окованные доски с кольцом, которыми закрывают трюм.
К Андрианову же подплыл матрос Леонид Сухонос и спросил:
— На остров поплывем, Иван Степанович?
— Не могу, рука перебита… И спасательный пояс развязался… — ответил Андрианов.
— Давайте я вам его завяжу, — сказал Сухонос.
— Да трудно вам одной рукой держаться…
Но Сухонос изловчился и завязал узел.
— Ну вот и все — завязал я вам, Иван Степанович, спасательный пояс, — сказал Сухонос. — Поплыли.
— До острова миль двенадцать, пусть даже десять, все равно не доплывем, — ответил Андрианов. — Я и тебе не советую, ты тоже сейчас не доплывешь. Посмотри лучше, где шлюпки, они должны быть здесь где-то, поблизости. Обопрись на меня, приподнимись и посмотри.
Сухонос осмотрелся и сказал:
— Шлюпки далеко, слева, нас сильно отнесло в сторону.
— Лучше все-таки плыть к шлюпкам… Они все же ближе, чем берег, да и ищут нас там.
— Нет, я хорошо плаваю, попробую плыть к берегу. Ведь шлюпки обстреливают с самолетов…
Через несколько минут Андрианов потерял Сухоноса из виду, а затем увидел еще какого-то человека, подплывающего к нему. Он подумал сначала, что это Сухонос вернулся, и обрадовался, но, присмотревшись, понял — плывет женщина. Это была Анна Николаевна.
Вскоре Андрианова и Анну Николаевну заметили с бота и подобрали обоих. У Анны Николаевны была перебита нога. Она всхлипывала и шептала:
— За что же гибнем? За что?..
— Девяти человек не хватает, — проверив состав экипажа, сказал Бударин.
— К острову поплыл Леонид Сухонос, он мне еще пояс завязал в воде, — сообщил Андрианов. И дрогнувшим голосом добавил: — Боцман Михаил Панфилович Соколов убит. Кочегары Бронислав Стыврин, Илларион Анипко, Иван Рева — тоже. Алексей Зорин умер от раны…
— Нет Степана Агаркова, а еще кого?
— Не видно Василия Лютивинского.
— И нет Афони Будояна.
— А умел ли он плавать? Ему и годов-то, верно, от силы шестнадцать-семнадцать было.
Все заволновались, заговорили, припоминая, где и кого
Капитан велел гребцам бота, в котором он находился, подойти к судну, а остальным шлюпкам еще раз внимательно осмотреть все кругом, нет ли еще кого на воде, и найти Леонида Сухоноса.
Это распоряжение обрадовало людей. У всех затеплилась надежда, что найдут пропавших. Однако нашлись и недовольные, которые ругали Сухоноса:
— Ишь, какой эгоист! Подумаешь, выискался герой, поплыл один. Это же море, а не бульвар… Переживай теперь за него!
Байдаков, Бударин, Зверев и Бахирев поднялись на борт, чтобы еще раз проверить, не остался ли на судне кто-либо из раненых.
— Ходите по двое, так надежнее, — посоветовал Демидов.
Очутившись на палубе парохода, Бахирев бегом направился на корму, в кубрик команды. Палуба была сильно наклонена, бежать было невозможно, и он то и дело хватался за фальшборт. Байдаков, Зверев и Бударин побежали в среднюю надстройку. Часть палубы была в воде, по надстройкам сбегали струйки воды, и то здесь, то там вырывались языки пламени. Раскаленные листы вздувались, вспучивались, рвали заклепки. Иллюминаторы покрывались сеткой блестящих трещин, из них вываливались куски стекла, а из образующихся дыр вырывалось желто-черное пламя.
Бахирев, отворачиваясь от полыхающего огня, вскочил в кубрик, но там ничего не было видно из-за дыма. В коридоре клокотал и гудел огонь. Людей Илья нигде не обнаружил, хотя и кричал и звал: «Лютивинский, Василий… Афоня… Будоян». Никто не отзывался.
Под руку Бахиреву попался большой узел, он схватил его, чтобы прикрыть от огня лицо. В это время трап в коридоре рухнул, и выбраться из кубрика оказалось невозможным Сердце у Ильи похолодело: «Вот так попался в ловушку! Как же быть?» И тут он услышал, что где-то совсем рядом его зовут: «Бахирев, Илья, где ты?» По голосу кочегар узнал, что это Бударин. Раздумывать было некогда. Бахирев выбросил узел наверх, подпрыгнул, ухватился за какое-то рваное, скрюченное взрывом железо. Одну руку обожгло страшной болью: оказывается, он порезался об острый край. Илья разжал пальцы и тут же почувствовал, что кто-то ухватил и цепко держит его за руку. А уже в следующее мгновение он очутился на палубе. Перед ним стоял суровый Бударин. Лишь когда помкапитана увидел Бахирева, легкая улыбка радости тронула его потрескавшиеся от жары и огня губы.
Однако судно не хотело выпускать из своего огненного плена моряков. Перед ними зияла страшная, наполненная дымом и огнем десятиметровая яма, в которую они чуть не угодили оба. Бахирев забегал по узенькому остатку палубы. Бударин же стоял как вкопанный, смотрел то на огонь, то на Бахирева.
Байдаков и Зверев, осмотрев судно и не найдя на нем людей, сбросили несколько найденных кителей и простынь вниз, а сами спустились в бот и теперь кричали Бахиреву и Бударину:
— Давайте быстрее с парохода! Судно тонет!..
Бударин крикнул Илье: «Прыгайте!» — и прыгнул в воду.
Илья вслед за Будариным бросился вниз и поплыл от судна, загребая одной рукой, потому что в другой, окровавленной, держал высоко над головой узел. Хотя этот узел и мешал ему плыть, но он не бросил его: жаль было отдавать вещи морю, оно и без того много получило сегодня. Тут Бахирев увидел на воде знакомую детскую голубую рукавичку. Вспомнился Владивосток в день отплытия. Перед глазами встали погибшие товарищи, их семьи, дети. Бахирев потянулся и схватил рукавичку зубами.