Перекрёстки Эгредеума
Шрифт:
Всё – в Одном…
***
А потом на экране снов без предупреждения включили очередной научно-популярный фильм то ли про космическую одиссею, то ли про древнюю цивилизацию. Один сюжет незаметно сплетался с другим, и кадры, наслаиваясь друг на друга, менялись без чёткой последовательности под гипнотизирующие ритмы восточного танца. Разноцветные потоки света, прячущие в своём сердце что-то невидимое и чудовищное, кружились в умопомрачительной пляске, вычерчивая странные узоры. Линии и знаки – те самые, что отпечатывались на чёрных камнях какого-то циклопического сооружения, украшая своды уходящего во тьму нефа, массивные
Знаки, похожие на буквы неизвестного языка, горели на стенах и колоннах, а из их пламени тонкими струйками дыма вылетали полупрозрачные существа: дрожащие, уплотняющиеся, постепенно принимающие антропоморфные обличья.
Внезапно чарующая картина исказилась чёрной вспышкой умопомрачительного скрежета, и знаки жутко завыли, темнея и рассыпаясь в прах, а небо, расколотое уродливым звуком, как молнией, облачилось в гибельную мантию кровавых облаков. И, словно в насмешку над дивным космическим танцем, тонущий в чёрно-красных огнях мир продолжал безмолвно биться в конвульсии под искорёженные неправильные ритмы боевых барабанов и оглушительное монотонное гудение, а Мария Станиславовна никак не могла сбросить с себя тяжёлые оковы этого удушающего сна, каменной плитой сдавившего грудь.
Да, теперь она осознавала, что это всего лишь сон. Но легче не становилось: она была совершенно бессильна.
«Только бы это закончилось», – думалось ей. Даже пробуждение в серой реальности – и то лучше этого ада.
– Разве? – беззвучным шёпотом проскользнула чужая мысль, и Мария Станиславовна поняла, что больше не спит. – Этому не будет конца. Это только начало.
Перед закрытыми глазами разверзлась абсолютная чёрная тьма, а внешний мир за её пределами пугающе покачнулся. У ординатора закружилась голова, и она почувствовала, что проваливается в пустоту. От неожиданности она вздрогнула – тьма была непроницаемой, без малейшего просвета, без привычно мельтешащих фрагментарных видений перед внутренним взором, без раздражающих вспышек образов воспоминаний, – ей хотелось тут же открыть глаза, удостовериться, что окружающий мир по-прежнему на месте, но вместо этого она лишь сильнее зажмурилась. Тьма была всеобъемлющей и всепоглощающей, но что-то было в ней притягательное, манящее…
Первозданная Бездна беззвёздного космоса, Предвечная Тьма вне времени и пространства. Небытие.
– Небытия вовсе нет, – шёпот стал отчётливым и зловещим, – только непрестанный ужас всезнающего бессилия. Если ты надеешься, что сознание растворится во тьме, из которой столь жестоко было исторгнуто… это зря.
Бесконечное падение в чёрную бездну. Тьма затягивала её, растворяла в себе, и Мария Станиславовна вдруг осознала, что ничего не может с этим поделать. Под ней больше не было кровати, не было стен, у неё не было глаз, которые она могла бы открыть, чтобы снова очутиться в своей комнате. Ничто не могло остановить это падение. Если бы только что-то извне появилось и вырвало её из цепких лап надвигающегося хаоса…
***
Нестерпимо резкий звон будильника показался чудесным спасением.
Мария Станиславовна тут же вскочила с
Непроглядный мрак в комнате, почти не тронутый далёкими отсветами уличных фонарей, подсказывал, что вставать ещё рано.
И вообще, воскресенье же!
Как можно было завести будильник на выходные?
Но это был не будильник.
Звонил телефон и, вопреки обыкновению, поскольку звонить ей могли только родители или с кафедры, номер не определялся.
Мария Станиславовна ответила не раздумывая.
– Эмпирика, прости меня.
Голос, мягкий и печальный, она узнала сразу – хотя и не слышала его прежде. Разве что во сне?
– Ингвар?
Надо было что-то сказать, но мысли спросонья отчаянно путались, и бесчисленные вопросы, которые она собиралась задать, отказывались облекаться в сколь-нибудь приемлемую формулировку.
– Прости, что разбудил. И что меня не было рядом.
– Да? Ну… это… Ладно.
А откуда, интересно, он взял её номер?
– Послушай очень внимательно – ты ведь знаешь, что я всегда говорил тебе правду. Солнечные вспышки опасны. Ты должна быть осторожна. Особенно с пациентами.
А, ну понятно. Кто бы мог подумать, что такой скептик, как Ингвар, станет доверять новостям?
– Скажи, с тобой в последние дни не случалось ничего необычного?
Зевнув, Мария Станиславовна насилу выдавила:
– Странные сны считаются?
И почему это надо обсуждать среди ночи?
– Да, – в голосе собеседника послышалась тревога, – с этого обычно всё и начинается. Но, надеюсь, чёрных тварей ты пока не видела?
– Чего-о?
– Чёрные жуткие рогатые демоны в шипастых доспехах.
– Блэк-металлисты что ли?
Это было так дико и нелепо, что даже в голове прояснилось.
Общаясь в интернете, они частенько несли полную чушь. Такую, что со стороны их приняли бы за наркоманов. Смеялись над несусветными глупостями. А теперь вот впервые говорили вживую – и она была искренне рада, невзирая на поздний час.
Страшно представить, от каких, быть может, скорбных дум пытался её собеседник таким образом отвлечься.
– Так, говоришь, шипастые демоны? Нет, как-то не доводилось встречать. Но, наверное, всё впереди.
– Эмпирика, я не шучу. Знаешь, я… никогда тебя не оставлял. Я хотел обмануть их, держась на расстоянии, надеялся, что это не повторится, если мы не встретимся, что кровная связь этого воплощения защитит тебя. Хотя нет, конечно, дело не только в этом. Я просто больше не мог видеть, как ты снова… Каким же я был глупцом! Пророчество ведь нельзя изменить. И мир, который нам предстоит спасти, всё ещё ждёт нас.
– Та-а-ак. Просвети меня.
– Я бы рад. Но ты должна вспомнить сама. Это главное условие, и я поклялся больше не нарушать его.
Мария Станиславовна решила внести свою лепту в это безумие и рассказала о недавних снах. Про неподвижное солнце и странные имена. Про летающих медуз-осьминогов с крыльями, как у летучей мыши, и Эгредеум, куда Ингвар звал её вернуться. Про чёрную бездну нескончаемой тьмы, от которой он её спас.
– Она говорила с тобой?! Это плохо. Я приеду так скоро, как только смогу, ты только держись.