Перекрестки судьбы
Шрифт:
Сергей, помолчав, поднял печальные глаза на друга:
– Афганистан изменил нас всех. Всех, кто хоть как-то соприкасался с ним, этой войной, их людьми.
– Да, – тяжело вздохнул Тихон, – я часто беседую с ребятами, которые вернулись оттуда… Знаешь, у каждого раненое сердце, больная душа, изломанная жизнь.
– Этому есть объяснение, – Сергей нахмурился, – разве можно забыть свою смерть? Свою! А ведь мы все умирали там в каждом бою… В глаза ей, костлявой, глядели. А когда твой товарищ погибает на твоих руках или лежит
Сергей сжал кулаки и взглянул на друга:
– Я часто вспоминаю тот день, когда увидел тебя там, на дороге, в этой телеге, без памяти, оборванного, бородатого… Мне до сих пор жутко! У тебя были такие пустые глаза! Совершенно пустые. Бездонные. Как та пропасть, в которую ты скатился во время боя. Честно говоря, я думал, ты никогда не вернешься к нормальной жизни, ничего не вспомнишь, просто будешь медленно умирать или жить, как овощ…
Тихон чуть побледнел и кивнул:
– Я все помню… Помню, как солнце и песок сжигали меня. Знаешь, мне так страшно, как тогда, никогда не было и, надеюсь, уже не будет.
Сергей сочувственно вздохнул:
– Но ты молодец! Мужик! Из такой ямы выкарабкался… Силен! Все вспомнил, живешь, работаешь… Так и надо: наши не сдаются!
Он ласково похлопал друга по плечу и переменил тему разговора:
– Ну а чего ты мне не рассказываешь, как там Валентина твоя поживает? Чем ваша наследница занимается? Сколько ей уже? Четырнадцать?
Тихон рассмеялся:
– Ну, ты скажешь! Какие же четырнадцать? Шестнадцать почти.
– Да ты что? Вот тебе и невеста уже.
– Да, не говори… – Тихон задумчиво покачал головой, – летит время. Светланке уже шестнадцать будет, дак ведь и мы не молодеем. А Валюша ничего, все нормально, работает. Она ж у меня заведующая хирургией, днюет и ночует в своем отделении…
– Это хорошо, – Сергей улыбнулся, – значит, любит свою работу.
Он весело подмигнул Тихону и захохотал, откинув голову:
– А то я, клянусь, думал до сих пор, что она любит только тебя!
– Да ладно тебе, – Тихон отчего-то смутился.
– А чего ты смущаешься? – друг удивленно распахнул глаза, – забыл, что ли, как она тебя выхаживала весь этот год, пока ты без памяти в госпитале лежал. А потом сколько воевала с врачами? Молодая была, худющая, а двужильная, честное слово! Ночей не спала, все возле тебя… Смену отдежурит и опять к тебе.
И выходила ведь, подняла на ноги… Помнишь, сколько она тебе читала и сколько тестов проводила, чтобы память проснулась? Да, реабилитация трудной оказалась. Но Валя, ко всеобщему удивлению, справилась. Нет, точно – героическая она женщина, эта твоя Валентина.
Сергей встал из-за стола:
– Слушай, надоел этот ликер… Может, давай чайку свеженького заварим, вареньица достанем, вот конфеты тут какие-то есть. Торт я, правда, не купил, поленился в магазин ехать –
– Да и хорошо, что не купил. А вот вареньице доставай, попробую с удовольствием…
Тихону было очень хорошо здесь, рядом с другом, с которым он и учился, и воевал вместе…
Ведь это так важно, когда есть в нашей жизни человек, которому хочется полностью доверять и на которого можно надеяться как на самого себя.
Глава 10
Вечер давно перешел в ночь.
Стало прохладнее и свежее. С реки, протекающей рядом с домом, доносились редкие крики каких-то птиц, таинственный шорох камышей и тяжелый плеск воды. Небосвод, усыпанный яркими звездами, поражал своей странной, завораживающей красотой.
Друзья пили чай и все не могли наговориться. Перебивая друг друга, делились последними новостями, хвалились детьми, обсуждали работу и накопившиеся проблемы.
Вдруг Сергей, чуть нахмурившись, внимательно посмотрел на Тихона и, помолчав, задал вопрос, тревоживший его весь день:
– Слушай, дружище, вижу, что мучит твою душеньку какая-то проблема? Но ты молчишь, и я не лез с расспросами, но ведь уже и ночь наступила, сейчас спать пойдем, а завтра опять разлетимся. Кто знает, надолго ли… Как говорится, покой нам только снится! Так что ж, не поделишься, не расскажешь, что грызет тебя?
Тихон усмехнулся:
– Ничего от тебя не утаишь, командир… Насквозь видишь!
Сергей довольно хмыкнул:
– А то! Да только не обо всех сердце мое болит, а только о самых близких и родных. А ты мне как брат, и даже ближе – просто часть меня, вот как рука или нога… Да и не странно это вовсе: вся жизнь наша вместе, и на смерть вдвоем ходили, и горе вместе хлебали. Так что, поделишься?
Мужчина опустил седую голову и тяжело вздохнул:
– Конечно. Я и сам хотел, да только не знал, с чего начать…
Повисла тишина.
Где-то за домом хрустнула ветка, у соседей заворчала собака в будке, гремя длинной цепью. На другом конце деревни вдруг прокукарекал охрипший петух, перепутавший время побудки. Пахло водой, свежестью и луговыми травами, еще не скошенными за рекой.
Тихон молчал, и Сергей не торопил друга.
Он умел терпеть и ждать. Жизнь научила.
Наконец, Тихон поднял голову, распрямил плечи и взглянул на Сергея:
– Ой, Серега, тяжело мне что-то…
Друг напрягся, боясь услышать что-то страшное. Но смолчал, решив дать мужчине возможность собраться с мыслями.
А Тихон, покачав головой, неторопливо продолжил:
– Появилась у меня одна навязчивая идея. Да и не появилась вовсе, а укрепилась, потому что думаю я об этом давным-давно.
– Так что ж? – все-таки не выдержал Сергей, – о чем думаешь-то?
Тихон невесело улыбнулся:
– Даже не знаю, как объяснить. В общем, ты же знаешь, что я до Афгана был женат? Знал ведь?