Перекрестки
Шрифт:
Лора тоже упала на колени. Коснулась пальцами уха Бекки, которое горело и саднило, точно с него содрали кожу.
– Прости. Тебе больно?
Господи, пожалуйста. Господи, пожалуйста.
– Я… черт. Я ничем не лучше моего старика.
Заслышав в голосе Лоры новые ноты (возможно, это был ответ на молитву), Бекки почувствовала: что-то шевельнулось в душе, открылось, как недавно в алтаре. Бог по-прежнему здесь. Бекки сосредоточилась, не желая утратить связь с Ним. Но Лора вновь заговорила:
– Ты же знаешь об этом? Таннер тебе сказал?
Бекки
– Он тебе не сказал, почему я переехала к нему? К его родителям?
Бекки понятия не имела, что Лора жила у Эвансов. И уж тем более – почему.
– Я знаю, каково это, когда тебя бьют, – продолжала Лора. – Прости, что я ударила тебя.
– Ничего страшного. Я тоже перед тобой виновата.
– Именно это чувство и внушал мне мой старик. Будто я сама виновата. – Лора коснулась плеча Бекки. – Тебе не очень больно?
– Нет.
– Ладонью можно так врезать, что человек останется калекой. Я вот почти оглохла на одно ухо. А заметила это мама Таннера. Она была моей учительницей по фортепиано, но теперь она мне как мать. Та, другая… с ней мне противно находиться в одной комнате. Он ее по-прежнему бьет, и она по-прежнему думает, что сама виновата.
Бекки переполняла благодарность – Богу – за то, что Лора подобрела, но под благодарностью зарождалась обида на Таннера. Он не сказал, что Лору бил отец, что Лора живет с ним и его родителями, что она ему почти как сестра. Знай Бекки, в какую воду лезет, вела бы себя осмотрительнее. Теперь вот наделала дел – отчасти по своей вине, но отчасти и по вине Таннера.
– Мне очень жаль, – сказала она.
– Да это только левое ухо.
– Я имею в виду все сразу. Мне жаль, что так получилось. Я думаю… может, мне лучше уйти. Оставить вас обоих в покое.
– Поздно, подруга. Он в тебя влюбился.
Бекки снова замутило, как в машине.
– Я спросила его в лоб, – добавила Лора. – И он признался.
– Но это лишь потому, что я на него вешалась. Если я уйду…
– Ничего не выйдет.
– Он все еще любит тебя. И если я…
– Разобьешь ему сердце и уйдешь? Это будет мудацкий поступок. Впрочем, я не удивлюсь.
Зазвонил телефон – громко и как-то сердито. Телефон висел в кухоньке на стене. Лора безразлично оглянулась на него.
– Если кто и уйдет, так это я, – сказала она. – Давно пора. – Она встала и добавила: – Прости, что я тебя ударила.
Она вернулась к рюкзаку, телефон сердито надрывался. В семействе Бекки не ответить на звонок считалось недопустимым, она вскочила и взяла трубку. Таннер спросил, перекрикивая гул толпы:
– Бекки? Что ты делаешь? Я тут… Гиг… нам пора выступать. Что ты делаешь?
– Подожди, ладно? – Она прижала трубку к груди, поднесла ее Лоре. – Это Таннер, – сказала Бекки. – Им пора начинать. Пойдем? Ну пожалуйста.
Лора, помедлив, раздраженно махнула рукой в знак согласия; она нипочем не согласилась бы, не ударь она Бекки, а этого не случилось бы, если бы та не рухнула на колени и не стала молиться, а этого не случилось бы, если бы дух Христов не привел ее в квартиру Лоры, а этого не случилось бы, если бы Бекки в алтаре не нашла Бога, а этого не случилось бы,
– Полный идиотизм, – сказала Лора, когда они шагали по тротуару. – Надеюсь, ты понимаешь, чего мне это стоит.
Холодный воздух жег отбитое ухо Бекки. Она боялась сказать слово: вдруг Лора передумает.
Толпа в зале нетерпеливо ждала, когда на залитой тусклым лиловым светом сцене появятся музыканты. Лора сразу направилась за кулисы, Бекки остановилась у входа в зал. Заметив опустевшие столы с угощеньем, поняла, как заблуждалась ранее, полагая, что уже пришла в себя: тогда она была еще под кайфом. И с досадой вспомнила о Клеме.
К Бекки неторопливо подошел улыбающийся Гиг Бенедетти.
– Вот мы и встретились снова.
– Ага, привет.
– Не могу сказать, что доволен здешним уровнем организации. Я имею в виду, он оставляет желать лучшего.
– Лоре нездоровилось.
Кажется, одна из библейских заповедей запрещает лгать? Даже если и нет, правда все равно выяснится. Бекки подумала, что, раз она уже сделала одно удивительное дело, ничто не мешает ей сделать другое.
– По правде говоря… – начала она. – По правде говоря, причина вот в чем. Лора уходит из группы.
Гиг засмеялся.
– Серьезно?
– Э-э, да.
– Я приехал послушать выступление вокалистки.
– Понимаю. Но я слышала, как они играют без нее: так даже лучше. Таннер прекрасно солирует, когда не с кем делить сцену. Это его группа, а не ее.
– Возможно, вы к нему необъективны?
Бекки инстинктивно подняла руку, высвободила волосы из-под воротника пальто и роскошно ими тряхнула: вряд ли Господь ее осудит. Она же не виновата, что Гиг назвал ее симпатичной.
– Если хотите знать правду, – ответила она, – Лора уходит из-за меня. И мне будет очень стыдно, если из-за меня вы не заключите с ними контракт. – Так же инстинктивно она произнесла это с болью в голосе. И вновь тряхнула волосами. – Я вовсе не прошу вас об одолжении, просто Таннер действительно стремится стать профессиональным музыкантом, а Лора всего лишь любитель.
Гиг прищурился.
– И что вы предлагаете?
– В каком смысле?
– Почему со мной говорите вы, а не он?
– Не знаю. Но… если вы заключите контракт с группой, мы с вами будем видеться часто.
Чтобы эта фраза считалась флиртом, Бекки следовало посмотреть ему в глаза, но это оказалось выше ее сил.
– Веский аргумент, – ответил Гиг.
Метель сменилась морозцем, показалось звездное небо. В доме было темно, но снег на подъездной дорожке бороздили новые следы. Шагая по ним к двери, Клем учуял табачный дым. Клем остановился, принюхался. Сигареты кончились: после ссоры с отцом он докурил пачку. В Нью-Проспекте он вообще собирался бросить, но это было до того, как Бекки послала его к черту.