Перекресток пяти теней
Шрифт:
— Обращал. Целесообразное поведение, Грай. Эти люди уничтожили само понятие о сакральности власти, разогнали господ, но сами отнюдь не встали на их место, остались простолюдинами, несмотря на богатства, им принадлежащие. Уверенный взгляд, четкие команды, скупые движения — и они признают себя холопами, причем, добровольно. Вот Дерк и пользуется. Удобно, не так ли?
— И опасно.
С хрустом разломав сушку, Некр отправил кусочек в рот. Минуло четыре столетия с тех пор, как ему последний раз пришлось опасаться человека, но он помнил: и злость от неспособности чего-нибудь изменить, и отстраненный интерес, и недоумение
Стояла зима, а его одолела такая слабость, что не вышло бы призвать и самого доброжелательно настроенного духа. Домовой точно обитал в избушке посреди заваленной снегом тайги, но не желал иметь с некромантом никаких дел, тем более спасать. С каторжанином — невольным спутником Некра — тоже. Человек метался по избе, будто дикий зверь по клетке. Он уже не радовался свободе и тому, что увязался следом за угрюмым нелюдимым сидельцем. Сидельцем, которого охраняли и днем, и ночью, причем отнюдь не люди (впрочем, каторжанину неоткуда было бы узнать об этом). Следовало бы убить, однако Некр лишь заморочил человека, отправив в другом направлении.
Сибирь огромна, места в ней хватит всем — полагал он и ошибся. Не прошло и трех дней, как в случайно обнаруженное Некром человеческое жилье, завалился каторжанин, и сделать с ним уже ничего не вышло. Некра терзала горячка после того, как он по неосторожности провалился под лед. А поехавший головой человек решил, будто собрат по несчастью служит Нечистому, а потому достоин смерти. И из избы было не уйти — вьюжило уже с неделю.
— Дерк в свое время хлебнул лиха во время Французской революции. Не думаю, будто он забыл, какими бывают люди.
— Все хлебнули. Кто-то раньше, кто-то позже, — согласился Грай. — Это мы еще метаморфов не вспомнили, которых люди загоняли, словно диких зверей. Причем сами они мстить не решались, боясь вызвать на свой род еще большую напасть в лице рыцарей Ордена… хранителей человечества, мать их.
— Охранители, ага. Несмотря на все жестокости, несправедливости и гадства данным человечеством творимые, — проворчал Некр, хрустя баранкой. — Увы, временами нам тоже приходится их спасать.
— Недалеко ушли от юродивых.
Некр коротко рассмеялся. Юродивые — лучше, пожалуй, и не скажешь.
За окном Дерк, стоящий напротив двух десятков человек, что-то вежливо объяснял им, не сгоняя с губ легкой снисходительной улыбки. В серебристом приталенном костюме, стильной летней шляпе поверх распущенных волос, стекающих по плечам крупными кольцами, в белоснежных перчатках, при трости — хоть картину пиши: принц крови и сброд. В задних рядах потрясала клюкой старуха. У тучного крупного и явно злоупотребляющего алкоголем мужика в майке и грязной ветровке лицо шло красными пятнами. Кажется, тот чувствовал унижение от одного только вида некроманта. Крепыш с намечающимся брюшком слушал внимательно, иногда кивая, а вот парочка молодых мамаш, считавших себя ответственными за все на свете (их же детенышам здесь жить), наоборот: не столько вникали в слова, сколько откровенно пялились на симпатичного представителя городской администрации, которым представился Дерк.
Вряд ли это закончится скоро. Люди, которым нечем заняться, но хочется почесать языками и погладить чувство собственной важности, как правило, настойчивы и упорны. Разогнать бы, но
Выкрикнула что-то дородная тетка, в платье с крупными цветами. Дерк не обратил на нее внимания, а вот Елисей вздрогнул, подался вперед, уже открыл рот, собираясь ответить, но умолк раньше, чем произнес первый звук. Дерк подарил рыцарю короткий взгляд, после которого тот кивнул, резко развернулся и направился к вагончику.
— Надо же! — восхитился Грай. — Мне бы так осаживать научиться!
— Ты умеешь.
— Но не этого рыцареныша.
— А этого конкретного и не нужно, — ответил Некр. — Тебе — в первую очередь. Чем дольше длится вражда, тем больше для нас она значит.
Хлопнула дверь. Алеющий щеками Елисей оглядел некромантов, кивнул Некру и сел за стол подальше от Грая, подперев щеку кулаком.
— Где ваши?
— Рассредоточены вокруг часовни, проверяют прохожих. На всех — амулеты глаза отводящие. Утром замерили уровень выброса, присвоили среднюю степень опасности. От жреца разит на пять шагов. Он, по сути, уже и не человек вовсе.
— Хорошо, — одобрил Некр и устало потер переносицу. — Значит, его можно убить без возражений Ордена.
— Никаких возражений.
«Будто что-то мешало рыцарям точно также приходить, нести вахту и сменяться под этими амулетами. Нет же, строительные вагончики натаскали, еще палаточный городок разбили бы», — подумал Некр, но промолчал. Неудовольствие следовало высказывать Роману, но никак не его протеже.
— Чем тебя так приложили? — с ехидцей в голосе поинтересовался Грай.
— Ничем. Никто меня не прикладывал! — тотчас взвился Елисей, еще пуще пылая щеками в приступе праведного гнева.
— Значит, таки Дерк не выдержал? Неудивительно, — мастерски подлил масла в огонь Грай. — Это ж надо было ляпнуть про точечную застройку. Да я тебя лично съел бы и на косточках покатался.
— Да понял я уже, — буркнул Елисей. — И не ты ли, некромант, меня подначивал сказать именно это?!
Некр отвернулся к окну, скрывая улыбку.
— Скажи-ка мне мальчик, — с изумлением в голосе произнес Грай, — неужто защищать смертных болванов вас в Ордене учат, а истории и психологии этих самых болванов — нет? — и он расхохотался сухим каркающим смехом. — Впрочем, о чем это я? Науки и рыцари — вещи несовместимые. Вы ведь в Орден вступаете лет в шестнадцать, а инициацию проходите где-то в… девятнадцать, Елисей?
— Двадцать один!
— Тупье тупьем и в голове — одни подвиги и ветер, — сказал Грай с укором в голосе. — И ведь не меняетесь ни за сто лет, ни за тысячу. Прискорбно.
Кулак на столешницу опустился с такой силой, что подскочила не только посуда, но, кажется, и весь вагончик. Рыцарь пришел в неистовство, жаль, дать должный отпор не мог и лишь сверлил некроманта недобрым взглядом, судорожно придумывая ответ. И конечно, Елисею недосуг оказалось смотреть в окно, за которым толпа внезапно стала очень живенько расходиться. Люди вспоминали о важных делах; спешили домой, подумав о незакрытых дверях, не выключенных утюгах и плитах; о не припаркованных по-человечески автомобилях, которые непременно помнет какой-нибудь «козел», поцарапают соседи из вредности или отгонят эвакуатором мерзавцы из городских служб.