Перекресток судеб
Шрифт:
— Где я нахожусь? — спросил Жересар, опершись на кирпичную красную стену и глядя в маленькое окошко под потолком, с трудом пропускающее свет.
— В темнице, где же еще? — скривился Эфос — как и все мы.
— Давно я тут?
— Нет. Привезли, втащили, бросили. Парни пошли прощупать у тебя карманы — а ты очнулся. Не думали, что ты очнешься.
— Почему это? — поднял брови лекарь.
— А ты себя со стороны видел? Весь в крови, лица-то еле рассмотришь. Да и стражники сказали, чтобы как ты сдохнешь — им покричали. А еще сказали, что когда ты перекинешься, можем забрать твои шмотки себе. Мертвому-то она все равно не нужна!
— Ясно.
— Кто? Стражники?
— Стражники — что-то говорили о том, за что я здесь? — медленно, как для идиота повторил Жересар.
— Ну… да. Говорили, что ты разбил челюсть троюродному брату капрала Девада, что на базаре шастает. Что напал на Брюска, избил его и ограбил.
— Понятно. Что мне грозит? Что теперь будет?
— Ну что… в рабство продадут скорее всего. Ты — вон какой здоровый. В рабство, и все! Не повесят — нет. В рабство, ага.
— А здесь кого собрали? Что за люди?
— Всякие. Есть уважаемые люди — авторитетные. Есть просто пьяницы, которых прихватила стража за буйство в трактире, а у них не было денег оплатить разгром. Щас ждут когда родственники выкупят. А то мож и отрабатывать заставят. Всякие есть.
— А как же авторитетных-то сюда загнали — усмехнулся Жересар — если они авторитетные? Насколько понимаю — все ваши банды платят стражникам.
— Само собой платят. Иначе работать не дадут. А эти… вовремя не заплатили, или работали не там, где им позволили работать стражники. Если кто работает в порту — не моги лезть на базар. И наоборот. Вон тот жену убил. Скорее всего повесят — убивать можно только благородным или по суду, палачу. Вон те подрались — соседи, и на них подали жалобу. Вон тот… да какая разница? Ты кто вообще? Откуда взялся? Чего ты этого козла покалечил? Дай догадаюсь — они хотели тебя на деньжонки потрясти, а ты их уложил? Здоров ты, да… вот только не рассчитал. Так-то Брюск крыса еще та, я его не люблю. Так ему и надо. Но капрал Девад авторитетный, да. Он всех на базаре строит — там, где ему позволено сержантом строить.
— Плевать мне на капрала и сержанта — хмуро прогудел Жересар — ты вот что скажи — мне человека найти надо, он должен был сюда приехать. Нед его звать. Молодой такой, лет двадцать.
— Ты чудак такой! — хихикнул парень — ты хоть представляешь, сколько людей приезжает в этот город? И сколько здесь живет? В порту не протолкнешься от приезжих!
— А чего так много приезжих? — поинтересовался Жересар — всегда так было?
— Всегда. Большой порт, да. И металл везут из Винурга — все через Шусард, и золотишко мыть стали на западе, и вообще — людей много приезжает, город растет.
— Здесь кормят?
— Есть захотел? Кормят. Один раз в день. Вечером. И воды дают. Ежели в сортир — вон туда, там канава в полу. Удобства тут никакого, но и долго обычно не задерживаются. Завтра к обеду будешь болтаться в петле, или звенеть цепями. Девад злой на тебя шибко.
— И что, все на самом деле решат, что приезжий набросился на банду Брюска и ограбил их? — криво усмехнулся Жересар — неужели настолько продажный судья?
— Да ему плевать на нас! — хихикнул собеседник — ты что думаешь, кто-то будет разбираться? Есть показания капрала и его двух — трех помощников. Не верить им основания нет. Почитает судья их писульки — и все, шагай к палачу! Закуют в цепи и отправят на рынок, туда, где торгуют рабами! И вечером ты будешь или на гребной карюге, или еще где-нибудь — кто купит, у того и будет, в общем. Ты что, не знаешь,
— Честно сказать — никогда не задумывался, как тут все происходит. Меня это дело не касалось. Военный суд — это знаю, а вот гражданский — никогда
не имел дела.
— А! Ясно! Вояка бывший, да? Вон откуда ты такой здоровый-то. В лесорубы скорее всего купят, будешь на цепи лес рубить. Убежать-то не дадут, не надейся. Лучники сажают стрелу прямо в затылок, так что не балуй.
— Все, шагай отсюда, я спать буду — опустошенно сказал Жересар и закрыл глаза.
— Можешь не проснуться — серьезно предупредил парень — ты уважаемого человека покалечил и его людей. Теперь сиди, да оглядывайся.
Лекарь промолчал, а парень поднялся с охапки соломы и пошел дальше, туда, где сидела основная масса людей. Они сидели, лежали небольшими группками и по одному, а когда парень подошел, дали ему место и он начал что-то говорить — видимо рассказывая, о чем беседовал с новичком.
Жересар проводил его взглядом, потом закрыл глаза — видеть то, что он видел сейчас — совсем даже не хотелось, и у лекаря на душе было гадко и тоскливо. Попасть в темницу вместе с ворами, пьяницами, убийцами и другими ублюдками всех мастей и статей — великолепное завершение лекарской карьеры в Корпусе Морской Пехоты. А еще хуже было бы остаться тут, в этой темнице, с отрезанной башкой. Если продырявят, это ерунда, хуже дырявили, и выжил — спасибо демону. А вот если башку отрежут — здесь уже без вариантов, покойник. Да будь что будет!
Жересар вытянулся вдоль стены, подложив под себя солому и закрыл глаза, впадая то ли в сон, то ли в какой-то ступор, транс — чего с ним никогда не было. Ему опять стало казаться, что он поднимается над своим телом и взлетает вверх, к крыше — бесплотный и свободный, как утренний ветер с моря.
Посмотрел на себя сверху — грязный, в синяках, лицо, с пробившейся седой бородой, окровавлено, на правой щеке засохшие рубцы, как будто сюда кто-то ткнул копьем, или кинжалом.
«Может и ткнули, свободное дело!» — подумалось лекарю — «Лихо махали копьишками-то! Суки! В первый ряд бы их, да чтобы налетела лавина исфирцев, закованных в сталь! Небось сразу забыли бы о поборах на рынке и наложили в штаны, подонки!»
Поругавшись, Жересар пожелал оказаться над группой «товарищей по несчастью», среди которых он увидел побитых им негодяев. Те все были живы, хотя и не очень здоровы — с разбитыми лицами, перекосившиеся, как старый дом, кривые, они не были похожи на ученых или лекарей, а больше всего напоминали побитых бандитов, собиравшихся затеять заговор против своего обидчика. Потому следовало послушать, о чем супостаты говорят — если получится, конечно.
А говорили они о том, что как только все затихнет, все уснут, надо подойти и воткнуть в глаз этой твари нож. Под «тварью», надо понимать, они имели в виду Жересара, на которого заговорщики бросали огненные взгляды.
Жересар повисел над ними несколько минут, и когда ему надоело перечисление кар, которые должны пасть на голову нечестивца, посмевшего обидеть таких уважаемых людей, отплыл в сторону и стал подниматься вверх, сквозь кирпичное перекрытие.
Душа Жересара пронизывала толщу обожженных кирпичей, как ветер проходит сквозь открытое окно. Ни малейших затруднений, ни каких-то неприятных ощущений — вот только что он был в темнице, и уже стоит в большом пустом зале, в окна которого заглядывает низкое вечернее солнце (Что, уже день прошел?! Ну и ну…)