Переливание сил
Шрифт:
— Мне, пожалуй, можно идти. Зашьете сами. С тебя «три звездочки» после ее выписки. Спасибо вам. Ну, я пошел.
Эх, спасибо-то я зря сказал. Его это право сегодня. А мне сегодня — получать благодарность. Ну да ничего не поделаешь. Уже сказал. Впрочем, он и не заметил. Хирург и не должен замечать, что делается за пределами операции. Он должен быть весь там. А остальное — без надобности.
А я чаще всего все замечаю. Не знаю, что лучше: замечать или не замечать?
1964 г.
ЗРИТЕЛЬНАЯ
Помню я!
У нас на втором этаже было больничное отделение. На первом этаже поликлиника.
Мы снисходили во время работы на один этаж. И ходили по поликлинике гордо и задиристо. Неважно, что по окончании рабочего дня в больнице мы спускались туда уже просто для работы.
У меня работа была разъездная. Я выполнял все хирургические вызовы поликлиники. Хирург-надомник. Ходил по всему району. Я знал все дома. Все подъезды. И почти все квартиры. Иногда ездил на машине. Тут уж я был кум королю. Все-таки шикарно это — работать на машине. Машин тогда было не в пример меньше, чем сегодня.
А иногда я засиживался в отделении. Тогда вызовы я кончал около десяти часов. Иногда задерживаешься по работе. А иногда просто треплешься в отделении. Работать все время в напряжении невозможно. Надо и позвонить немного. Сидишь в ординаторской, а вокруг звон идет. Первая половина дня, если нет операции, проходит в звоне. Потом догоняешь время. Поди-ка догони его! А если придут терапевты к нам, тут уж такой простор для разглагольствования!
Терапевты были в основном девочки, в этом или прошлом году окончившие институт. Мы смеялись над их чистыми и немятыми халатами. Обговаривали их прически. Тогда они были высокие. А в хирургическом отделении причесок нет — колпачки да косыночки. Девочки-терапевты звали нас провести какое-либо исследование, которое не столько сложно или хирургично, сколько грязно. В медицине уж так принято — все грязное отнесено к хирургии. Это, конечно, был повод для многоголосого звона. Наговоришься, попачкаешься во имя терапии, а потом за свою работу. Это когда нет операции. А когда операция, тогда все не так.
Мы спускались сверху, в поликлинику.
— А, ангелы спустились. Ну как вам там порхается?
В поликлинике все были старше. Относились к нам несколько покровительственно и чуть-чуть пренебрежительно. Но больных-то оперировать посылали к нам — наверх.
А иногда я спускался туда крупным специалистом. Меня отец когда-то научил снимать кольца с отечных пальцев. Ниточкой. Очень эффектно. Я любил эффекты. Да и сейчас люблю. И вдруг вызывают старшенькие на помощь. Ура! Поголубел от счастья. Иду и гордо снимаю кольцо: ухожу, не дожидаясь «спасибо». А сегодня меня опять вызвали.
— Ты звал меня, Аладин?
— Пойди за ширму. Там закрытая дверь в пещеру. Пароль: «Сезам, откройся». За дверью красавица. Мы хотим на операцию отправить. Пойди посмотри. Очень уж необычная деформация. Тебе интересно будет.
За ширмой сидит молодая женщина. И впрямь красавица. Темно-рыжая. Глаза синие, как блюдца. Губы!.. Сидит улыбается. Зубы... В общем, обалдел я и говорю:
— Что болит у вас?
— Ноги, — показывает на туфли.
Туфли покорежены деформацией пальцев, наверное косточки.
— Ходить больно?
— Очень. Никакие туфли себе не подберу. А сейчас в магазинах появились красивые. А
— Вы раньше к врачам обращались?
— Нет.
— Давно у вас?
— Лет с пятнадцати началось, и все хуже и хуже.
— Давайте посмотрим. — И я приглашаю посмотреть. Она-то видела. Надо сказать: «Снимите туфли». Но у нас такая формула принята, и никуда не денешься. Я привык. Когда успел только — неясно.
Первые три пальца обеих ног скручены. Надо оперировать. Жалко — такая красивая, а так ноги изуродованы. Сделаем операцию, поправим ноги. Будет красиво. Такую деформацию я никогда не видал. Бедная девушка.
— Надо оперировать.
— Вижу.
Я вышел из пещеры.
— Тунгусский метеорит, Аладин! Где вы такой надыбали? Казанцев наверняка бы дал свою теорию происхождения. Может быть, даже предположил, что это остатки некогда прилетавшей цивилизации с четвертого спутника Юпитера. Спасибо за такую невидаль. — Дальше пошел пустой звон, характерный для первых лет работы: — Что у вас сегодня очередь в кабинет до поворота на соседнюю улицу? И одни мужики. Вы их оделяете чем-то весьма полезным? Может, и нам занять место в ряду страждущих? Эта толпа мне напоминает американских безработных. А вы — раздающих райскую похлебку. Из Армии Спасения.
— Ладно зубоскалить. Там в отделении у вас есть время на это. А здесь конвейер. И без вас не управляемся. Сегодня же понедельник. Сам знаешь. В общем, мотай отсюда, старче. Придешь вызовы свои возьмешь. Поглядим, насколько тебя потянет вспоминать Тунгусский метеорит.
— Нам не привыкать. Мы даже темки Казанцеву подкинем. Например, «Пятна на Солнце — это попытки древней марсианской цивилизации построить на Солнце генератор с локальным направлением энергии в сторону величайшей и наикраснейшей из звезд!» Или что-нибудь помудреней. Сейчас тебе некогда. Своей спешкой ты сковываешь мою фантазию. Салют!
Я пошел по кабинетам. Как сказал бы Козьма Прутков, будь он тут: «Раз начавши звонить, остановиться трудно».
— Привет ушам, носам и горлам! По полученным сведениям из секретариата главврача, ваша смена посылается на усовершенствование в Лапутию. Однако Свифт возражает. Судя по лапутским критериям, там усилилось вольнодумство. Заместитель главного по хозяйству пошел проверять критерии лапутян.
— Мы слышим, по поликлинике идет странный звон. Теперь понятно. Шел бы на свой космодром. Не до тебя. Понедельник.
— До чего же вы надоели со своим понедельником! Полечите гайморит. Вчера уже на пятом витке нос заложило.
— Мы тебе подкинули вызов. Больной лежит дома с ангиной. Живот заболел. На аппендицит похоже. Если и есть, то не пожарный, но сегодня обязательно сходи.
— Подайте заявление на гербовой бумаге. Оплатите гербовый сбор. И ваш аппендицит, даже если его и нет, я отошлю на «Скорой помощи» в ближайшую валетудинарию. Только не в нашу. А там, где благородные патриции в состоянии разобраться в мудреных больных. И отличить ангину от аппендицита. Пишите письма. Vale [1] .
1
Будь здоров (лат.).