Перемена климата

Мантел Хилари

Когда Ральфу исполнилось пятнадцать, его отослали к тетке в Йоркшир. Дядюшка Джеймс именовал йоркширских родичей «синодом из Уитби», подразумевая, что они все узколобые, угрюмые и слишком уж озабоченные верой, на его утонченный вкус клирика Высокой церкви [8] . Сам Ральф поездку на север воспринял как каникулы: к тому моменту он уже начал критически относиться к собственному семейству и из опыта прожитых лет усвоил, что отдых и искупление во многом схожи.

8

Направление

в англиканской церкви, тяготеющее к католицизму.

Синод обитал в доме с мрачным фасадом, а внутри дома залегали черные тени. Еще там было несчетное множество стульев с прямыми спинками и скользкими сиденьями коричневой кожи; казалось, в доме постоянно ведутся приготовления к какому-то собранию или к общему молению. В столовой стулья и вовсе были категорически неудобными и жесткими, а любой прием пищи обязательно предварялся продолжительной молитвой. Книжные шкафы со стеклянными дверцами стояли запертыми, на буфете высились вазы темного стекла, словно наполненные кровью.

Кузины шныряли по дому в тапочках; в гостиной громко тикали часы. Дядя проводил дни за письменным столом, подбивая счета; тетка вязала, восседая на толстой подушке. Порой она откладывала вязание и поворачивалась к Ральфу – бледная, будто обескровленная копия его матери, – и ее тонкие губы шевелились. «Тебе следует гулять, Ральф. Садись в автобус, поезжай на побережье. Мальчикам полезен свежий воздух».

Ральф послушался. Вышел из дома и сел в первый же автобус, который шел за пределы города. Стоял обычный для этих краев неприветливый денек; никто, кроме Ральфа, не отважился отправиться на прогулку. Кое-где дорога, по которой катил автобус, подходила вплотную к берегу; немногочисленные сельские домики будто поглядывали с тоской на незримое море, и все крепче становилось ощущение обрывающихся в воду скал, углевозов и рыбацких лодок, соли на губах и морского ветра.

Он сошел с автобуса. Куда именно приехал, он не имел ни малейшего понятия. Ветер усилился, зато застилавшие небо тучи слегка разошлись, и время от времени в прорехи между ними проглядывало солнце, чьи лучи как бы сочились в трещины в стенках серой вазы. Ральф плотнее запахнул куртку и подумал, что тетка, если бы видела его сейчас, непременно бы порадовалась. Потом обернул горло видавшим виды шарфом. Спустился по склону холма почти вприпрыжку и увидел перед собой свинцовые воды бухты.

Наступил отлив. Среди прибрежных скал бродил одинокий мужчина. В отдалении виднелись другие фигуры, с рюкзаками и в высоких башмаках. Они расхаживали, опустив головы, и не отрывали глаз от песка. Ральф тоже уставился себе под ноги и пошел дальше, лавируя между водорослей и заводей в камнях.

Он прошел два десятка ярдов в сторону открытого моря. Прибой впереди не рычал, а негромко рокотал. Ральф наклонился и подобрал с песка какой-то грязный и склизкий камень. Им вдруг овладела бурная радость, причем на мгновение он и сам затруднился отличить эту радость от страха. Ему попалась окаменелость, серо-зеленый завиток, на ощупь не каменный, а стекловидный, мокрый и со следами пены, похожий на накатывающую на берег волну. Камешек удобно лег в ладонь – два дюйма в поперечнике, полтора дюйма в длину.

Он стоял, изучая находку, осматривая ее со всех сторон. Внутри обнаружилось небольшое углубление, и Ральф понял, что держит в

руках окаменелую раковину, гладкая поверхность которой пряталась под слоем песка и другой морской грязи. Он выпрямился и огляделся. Меланхоличные фигуры с рюкзаками приблизились к нему, словно гонимые ветром, и теперь их при желании можно было окликнуть. Они неумолимо надвигались, переставляя ноги в непромокаемых штанах; лица раскраснелись от холода и ветра.

Среди них была женщина, чей острый нос торчал багровым пятном над мотком шарфов вокруг горла. Она поглядела на находку Ральфа, потом зубами стянула со своих рук плотные перчатки. Ральф вложил окаменелость в ее ладонь. Она повертела раковину в руках, провела пальцем по затейливому изгибу, как бы пересчитывая поперечные гребешки. Потом прижала раковину к лицу, высунула язык и лизнула.

– Грифея, – сказала она. – Знаешь, что это?

Ральф покачал головой, ощущая себя невежественным необращенным язычником.

– Двустворчатый моллюск, – пояснила женщина. – Вроде устрицы. Устриц-то ты наверняка видел?

– Конечно. – Ральф постарался скрыть разочарование: находка оказалась вполне обыденной.

– Этой раковине сто пятьдесят миллионов лет, – продолжала женщина. Ральф потрясенно воззрился на нее. – Ты ведь знаешь, что устрицы живут в раковинах? Так вот, это предок устриц. – Он кивнул. – Моллюски обитали тут, еще когда море было теплым. Только представь! В раковине скрывалось мягкое тело, сердечко, кровеносные сосуды, жабры. Когда моллюск умер, вся плоть сгнила, и полость заполнилась песком. А потом песок затвердел и обратился в камень.

Ральфа и женщину окружили люди. Клубился пар изо ртов, все взгляды были устремлены на ладонь женщины. Эти люди завидовали Ральфу, как если бы он отыскал золотой самородок или драгоценный камень.

– Море ушло, – произнес мужчина в вязаной шапке, лицо под которой было цвета свежей ветчины. – Я хочу сказать, море стало сушей. А теперь море возвращает себе утраченное вдоль всего побережья. – Он повел рукой в сторону Уоша. – Вот увидишь, парень, оно вернется еще при твоей жизни.

Другой мужчина, в зеленой балаклаве армейского образца, сказал:

– Я служил с одним дурнем из Саффолка, чей дед владел землей на берегу. Теперь эта земля под водой. Тамошние кладбища тоже затопило, и кости болтались в волнах.

– Словом, ты, мальчик, помешал этому существу вернуться в его привычную среду, – сказала умная женщина. – В море, откуда оно когда-то появилось.

– Когда оно было живо…

– Да?

– Чем оно питалось?

– Оно прикреплялось к морскому дну и втягивало в себя воду. Так оно и питалось, за счет частиц в воде. У него были желудок, почки, другие внутренние органы – как у нас.

– Оно было разумным?

– По-твоему, нынешние устрицы разумны? Интересно, о чем они размышляют?

Ральф покраснел. Что за глупый вопрос! Он всего лишь хотел узнать, уверена ли женщина, что в раковине обитало живое существо. Может ли она поклясться, что это существо там обитало.

– Они редко встречаются? – спросил он.

– Нет, если считать раздавленные и все осколки и обломки.

Женщина стиснула пальцы и мгновение-другое держала раковину в кулаке, а затем положила ее на подставленную ладонь Ральфа и принялась, страдальчески морщась, натягивать перчатки. Ей явно хотелось оставить окаменелость себе, а Ральф чуть не поддался порыву великодушия, но вовремя спохватился.