Перемены. Адская работенка
Шрифт:
– Так вы ее, выходит, знаете? – Начальница покачала головой. – Послушайте, я занята.
– Да, – сказал я. – Спасибо.
Я выбежал обратно в коридор и помчался к указанным помещениям. На бегу я вытащил боевой жезл. Оставалось лишь надеяться, что я успею вовремя, чтобы спасти Мёрфи.
Несколько лет назад я дал Мёрфи своего рода ключ от своей квартиры. Это был маленький амулет, который позволял ей проходить сквозь магическую защиту моего жилища. Я не счел нужным ставить ее в известность, что у этой штуковины есть и другое назначение, – я хотел,
Я быстренько нырнул в мужскую уборную: меловой круг на полу, заклинание – и я тут же понял, где ее искать. Оказывается, я уже успел пробежать мимо того места, где находилась Мёрфи, и теперь направился обратно к нужной двери. На мгновение я задумался: а не снести ли эту дверь с петель? Устроить эффектное появление – «страх и трепет».
Конечно же, большую часть таких фокусов вряд ли стоит демонстрировать посреди заполненного людьми стадиона, причем с каждой секундой толпы болельщиков все прибывали. Возможно, я разбил бы вдребезги стекла в этой ложе, что отнюдь не безопасно для тех, кто сидит на трибуне ниже. Я попробовал открыть дверь – просто так, на всякий случай, и…
Она открылась.
Вот черт… Я бы предпочел более эффектное появление.
Я вошел и оказался в невероятно шикарной обстановке: полумрак, мохнатые ковры, кожаные диваны, столик, сервированный всякими закусками, бар с напитками, а еще я смог разглядеть двух целующихся женщин на кожаном двухместном диванчике.
Они обе посмотрели на меня, когда я закрывал за собой дверь. Лицо Мёрфи хранило в лучшем случае неопределенное выражение, затуманенный взгляд был расфокусирован, зрачки расширены так, что почти не виден синий цвет радужки, а губы чуть припухли от поцелуев. Она увидела меня, и на этих губах медленно расплылась весьма чувственная улыбка.
– Гарри, вот ты где.
Другая женщина одарила меня улыбкой столь же чувственной, но гораздо более хищной. У нее были волосы до плеч, такие черные, что они словно сияли, отливая темной синевой. Глаза – зеленые с золотом, яркие и проникновенные. На ней была серая юбка от делового костюма, жакет скинут, пуговицы на блузке почти все расстегнуты – вид на грани приличия. Во всем остальном она выглядела именно так, как описывал Берт Декер, – величественная и прекрасная.
– Так, значит, – проговорила она чуть с хрипотцой, глубоким грудным голосом, – это и есть знаменитый Гарри Дрезден.
– Да-а, – невнятно, как пьяная, пробормотала Мёрфи. – Гарри. И его жезл. – Она хихикнула.
Боже ты мой, она именно хихикнула.
– Мне он нравится, – заявила брюнетка. – Сильный. Умный.
– Ага, – сказала Мёрфи. – Я уже так давно его хочу. – Она снова захихикала. – Его и его жезл.
Я направил упомянутый жезл на Медитрину Бассарид:
– Что вы с ней сделали?
– Я? Ничего, – сказала женщина.
Лицо Мёрфи вспыхнуло.
– Пока.
Женщина издала двусмысленный смешок, играя с волосами Мёрфи.
– Мы к этому идем. Я просто разделила с ней объятие бога, чародей.
– Я как раз собиралась надрать тебе за это
Она озиралась по сторонам, и я заметил, что разбитая лампа валяется на полу, а столик, на котором эта лампа стояла прежде, опрокинут – свидетельство того, что без драки не обошлось.
– Но мне так хорошо сейчас… – Взгляд ее затуманенных голубых глаз остановился на мне. – Гарри, иди присядь с нами.
– Непременно, Гарри, – промурлыкала женщина. – Мы дивно проведем время. – Она извлекла откуда-то бутылку Макова пива. – Выпей с нами.
Единственное, чего мне действительно сейчас хотелось, – это пиво Мака. Черт!
Но я не это имел в виду. Это совсем не то. Я сказал себе очень твердо, что все идет неправильно. Даже если Кэррин ухитрилась каким-то образом сделать так, что ее наплечная кобура выглядит как нижнее белье.
Или, может, дело во мне.
– Медитрина была римской богиней вина, – сказал я. – А бассариды – это другое название прислужниц Диониса. – Я кивнул на пиво в ее руке и сказал: – Я думал, менады – винные снобы.
Губы женщины растянулись в широкой, неподдельной улыбке, демонстрируя идеально белые зубы.
– В любом веселящем дух напитке – божественный дух, смертный.
– Так вот с чем их связывает духовный канал, – проговорил я. – С Дионисом. С богом кутежей и экстатического неистовства.
– Разумеется, – кивнула менада. – Смертные забыли истинное могущество бога. Пора им напомнить.
– Если вы собираетесь поганить напитки, так почему бы не начать с самого крупного паба на стадионе? Так вы могли бы добраться до чертовой уймы народа.
Она иронически усмехнулась:
– Пиво, механически сваренное в котлах размером с дом, которое после этого подают охлажденным? В нем нет души. Оно вообще не достойно именоваться пивом.
– Понял, – сказал я. – Вы пивной сноб.
Она улыбнулась, и ее дивные зеленые глаза встретились с моими.
– Мне требовалось что-то настоящее. Что-то, что мастер создавал с любовью и гордился тем, что создал.
А вот это действительно имело смысл – с технической точки зрения. Магия есть во многом, в том числе в эмоциях. Стоит вам начать массовое производство, и вы – по самой природе процесса – утрачиваете чувство личной причастности, которое могли бы иметь к тому, что сделано своими руками. Если рассматривать ситуацию с точки зрения менады – у фабричного пива нет ничего, во что она могла бы запустить магические зубы, никакой основы, на которую можно наложить ее запутанные чары.
Пиво Мака, конечно, готовилось с гордостью – настоящей, личной гордостью, я имею в виду, – а не корпоративной гордостью официального представителя.
– Зачем? – спросил я ее. – Зачем вы вообще это делаете?
– Вряд ли я одинока в своих действиях, чародей, – ответила она. – Все дело в том, кто я.
Я нахмурился и склонил голову набок, глядя на нее.
– Смертные забыли богов, – сказала она, и в голосе послышались грозовые нотки подступающего гнева. – Они полагают, что Белый Бог вытеснил прочих богов. Но они здесь. Мы здесь. Мне тоже поклонялись в свое время, смертный.