Перемещенный
Шрифт:
Из месяца, подаренного Степану старейшинами родов, две недели прошли практически впустую. Объяснялась данная непотребность весьма просто: катастрофической нехваткой оружия и боеприпасов. Полноценное обучение началось лишь после того, как вернулись отряды, приоритетной целью которых было проникновение в тыл противника, извлечение и доставка содержимого из заблаговременно оборудованных им тайников. Но и после этого не все шло так гладко, как хотелось бы. Опять же — нехватка инструкторов. В итоге он вынужден был сделать инструкторами всех без исключения воинов, проделавших с ним весь этот долгий, и полный смертельных опасностей путь к лагерю воинства, собранного Клекрием. Назначил — и ничуть не пожалел
Выступили как водится на рассвете. Степан своих воинов разделил на две равные части и поставил их по флангам воинства Клекрия, отрядив для связи в каждую из них по ведуну. Себе, на левый фланг, естественно, оставил Улушу, Гриня же отправлен был к отряду на правом фланге, руководство которым он доверил Осипу — бывшему десятнику, а ныне своей правой руке после трагической гибели старосты Коржича.
На вторые сутки пути Степану была предоставлена прекрасная возможность показать сиртям все преимущества огнестрельного оружия на наглядном примере. На них вышел имперский дирижабль. Словно коршун, выслеживающий добычу, он вынырнул из-за облаков и начал снижение, выбирая максимально комфортную позицию для бомбометания.
Кто-то тронул Степана за плечо. Клекрий. Дышит тяжело, испарина на лбу проступила. Не иначе как изрядно поспешал староста, невзирая ни на свой преклонный возраст, ни на высокое общественное положение.
— Рано еще, — Степан загодя ответил на невысказанный вопрос.
— Ждешь, пока ниже опустится?
— Да.
— А если он первым начнет?
— Не начнет.
Поднял к глазам бинокль, с сожалением рассматривал какое-то время дело рук человеческих, дерзнувшее покорить небеса. Когда до дирижабля по его прикидкам оставалось метров пятьсот-пятьсот пятьдесят, с правого фланга послышались частые выстрелы. Это Осип не выдержал — первым приказал открыть огонь.
— Огонь! — команда Степана слегка запоздала, его люди и так восприняли грохот выстрелов, как сигнал к атаке.
Казалось, первое время ничего не происходило. Дирижабль все так же продолжал плыть своим курсом, напрочь игнорируя свинцовый ливень, затем нос его по какой-то неясной причине медленно начал задираться кверху. Гул двигателей стал сильнее, похоже, кто-то из оставшихся в живых членов экипажа, во что бы то ни стало, хотел вывести корабль на безопасную высоту. Удастся ли это сделать невидимому пилоту? Несомненно, нет. Дирижабль — машина крайне неповоротливая, на органы управления реагирует настолько вяло, что в исходе их противоборства можно было не сомневаться.
— Уйдет! Уйдет ведь! — с каждым мгновением волнение старосты становилось все сильнее.
Взрыв, раздавшийся тотчас же после его слов, заставил вздрогнуть даже повидавших всякое на своем веку воинов. Степан тоже не стал исключением из общего правила, хотя и знал, знал наверняка, что дело закончится именно этим. К счастью, на тот момент, когда прогремел взрыв, дирижабль уже находился чуть правее. Куски обшивки, корпуса, фрагменты тел экипажа вперемешку со всякой всячиной осыпались просто наземь, никого при этом не задев и не покалечив.
Глядя на ошалевшего от такого зрелища Клекрия, Степан не мог не улыбнуться. Переглянулся с Улушей — та прыснула в кулак, а затем,
— Ладно, пойду я, пожалуй.
— Бог в помощь.
Староста махнул напоследок Степану и заторопился к своим, расталкивая широченными плечами плотные шеренги бредущих воинов.
Чуть погодя, их почтила своим присутствием Варвара. Судя по слегка виноватому и вместе с тем счастливому выражению лица, была она не иначе как у самого старосты Сергия.
— Ну и как прошло ваше сердечное свидание, разлюбезная Варвара?
— Какое такое свидание? — она попробовала было отнекиваться, но Степан был непреклонен.
— Со старостой Сергием, естественно. Этим величайшим деятелем современности.
— Ой, да иди ты! — по всему было видно, что она не поняла из его заковыристого изречения ни слова, уловив своим тонким чутьем лишь саму интонацию сказанного.
— Ну Варвара!
Взглянув в умоляющие глаза подруги травница наконец смилостивилась:
— Да не было ничего. Ругались как всегда. Я его как водится сморчком старым окрестила да халдеем носатым, он меня — кобылицей дикой, к руке хозяйской не приученной. На том и распрощались.
— И все?
— Ну, почти, — судя по тому, как круглое лицо ее залилось ярким румянцем, «почти» было слишком слабо сказано.
— Да ты что!
— Тьфу ты! — чертыхаясь, Степан ускорил шаг, удаляясь от воркующих подружек все дальше.
Нет, он конечно был рад за Варвару. Очень рад. Точнее — рад за них обоих. И Варвара, и Сергий были ему глубоко симпатичны и вполне заслуживали свою толику счастья. Но вот что касается выслушивания мельчайших подробностей их интимной жизни — на такое он не подписывался. Пускай лучше Улуша сама все узнает, коль уж ей так интересно. Любопытной Варваре, как говорится, нос оторвали. А в данном случае — любопытной Улуше. Эту старинную русскую пословицу стоит немедленно перефразировать, подстраивая ее под реалии данного мира.
Размышляя таким вот немудреным образом, Степан сам не заметил, как оказался на переднем крае. Теперь перед ним вместо надоевших спин воинов расстилалась бескрайняя степь — незыблемая, как сама вечность. Пройдут они сейчас по ней, потопчут тысячами ног ее дивные травы, названий многих из которых он так и не смог запомнить, сколько ни билась над его просвещением Варвара. Как и где суждено будет закончиться их пути? Об этом, пожалуй, знает разве что сам Володарь, но старый хитрован врядли соизволит поделиться с ним своим сакральным знанием. А существует ли он вообще, общий путь? Может ли быть такое, что он у каждого свой? Скольких воинов уже приняла в свое лоно эта овеянная всеми ветрами степь и скольких еще она готова принять?