Переносная дверь
Шрифт:
– Ох, – вздохнул, в свою очередь, Пол. – Кажется, я понял, к чему ты клонишь. Тем не менее они тут ни к селу ни к городу. Тем больше причин оттуда свалить, будь я человеком разумным.
Невилл закурил.
– Дело твое. Но насколько я могу судить, для жертв синдрома Дэнни Корбетта в конечном итоге все заканчивается не плохо. На мой взгляд, если ты с самого первого дня от второй половины на стенку лезешь, то со временем получаешь ровные, сбалансированные отношения, так как – ну вроде как на быстрой перемотке – проскакиваешь фазу «солнце светит из ее ануса» и переходишь к стадии взаимного раздражения, которая вроде бы является установкой по умолчанию для всех человеческих спариваний, а это избавляет тебя от утраты иллюзий и разочарования, через которые всем сперва приходится пройти. Я хочу сказать, что, если «свет в окошке» с самого начала оказывается монументальной занозой в заднице, ты избавлен
– Да кстати, а где сегодня Меллани?
– По пятницам у нее курсы карате, – ответил Невилл. – Судя по всему, дела у нее обстоят неплохо. На днях она мне рассказывала, что узнала сорок шесть различных точек на человеческом теле, точно направленный удар в которые может привести к мгновенной смерти.
– Ты, наверное, очень ею гордишься.
Невилл, соглашаясь, склонил голову:
– В прошлом месяце это был экзамен по испанскому на продвинутом курсе. Но, возвращаясь к тому, о чем мы говорили. Если ты действительно хочешь чего-то добиться с этим жалким – заметь, я только повторяю твои же слова – созданием, возьми себя в руки и перестань нюниться. Скорее всего она предложит тебе отвалить и сдохнуть, а тогда ты сможешь послать свою жуткую работу и найти что-нибудь поприличнее. В противном случае у тебя останется жуткая работа, зато в игре за возлюбленную получишь очко. В любом случае ты в выигрыше.
Пол над этим задумался.
– Значит, по-твоему, мне так следует поступить?
– Абсолютно. Это тебе мой взвешенный совет – не поставишь, не выиграешь. Объявить о своих чувствах – все равно что пойти к дантисту: решительно ничего приятного, но чем дольше откладываешь, тем хуже обернется. А тебя ждет однозначный и весьма желанный утешительный приз, когда она скажет: «Дудки», даже если от этого будет зависеть мир на Земле и погашение долга стран третьего мира. Не вижу никакой причины, почему бы тебе не сделать этого завтра с самого утра.
– Завтра суббота, – возразил Пол.
– Ладно, тогда с утра в понедельник. Значит, у тебя впереди два выходных, чтобы подготовиться к предстоящему испытанию. Сам знаешь: подобрать нужные слова, продумать тактику и все такое.
– Эй, смотри, – сказал Пол. – Стол для пула свободен.
На следующее утро, так как это была суббота, Пол до двенадцати валялся в кровати, а вторую половину дня провел за глажкой рубашек на следующую неделю. Чем дольше он размышлял над советом Невилла, тем больше терял решимость. С одной стороны, был шанс (с точки зрения статистики, где-то между вероятностью снежного Рождества в австралийском Квинсленде и выигрышем в лотерею без предварительной покупки билета), что худая девушка кивнет и скажет: «Идет» – или что-нибудь в таком роде. Эта перспектива, сама по себе пугающая, все же обладала некоторой привлекательностью. С другой – и много более вероятной стороны – он слишком живо себе представлял тридцать секунд умопомрачительного позора, которые последуют за его тщательно подготовленным объявлением о своих чувствах. Невиллу хорошо небрежно рассуждать: мол, можно бросить работу и найти что-нибудь поприятнее, но ведь ему, Полу, понадобилось очень-очень много времени, чтобы найти кого-то, кто согласился обменять деньги на кусок его жизни, да и те, кто нашелся, оказались – по всем меркам – сумасшедшими. Пока он был безработным и активно искал, куда бы устроиться, родители хотя и ворчали, но выкладывали денежки на квартплату и временами батон хлеба и банку консервированных бобов. Теперь ему казалось, их благотворительность не вынесет заявления, что он бросил оплачиваемое рабочее место только потому, что ему там не нравилось. А значит, перед ним встанет необходимость до бесконечности сидеть за одним столом с девушкой, которой он только что признался в вечной любви и которая недвусмысленно посоветовала ему исчезнуть с глаз долой, подавившись вилкой. Иными словами, если есть какой-то способ еще больше ухудшить его и без того плачевное положение, это как раз объявить о своих чувствах.
Покончив с последней рубашкой, Пол сложил гладильную доску и, поскольку больше ему делать было нечего, включил телевизор.
Вот досада: по всем каналам показывали только спорт и скучные старые мюзиклы Гилберта и Салливана [4] . (Пожилой человек в черном сюртуке скакал по фанерной сцене с заварочным чайником под аккомпанемент невидимого оркестра, а толстуха в подвенечном платье и щекастый военный смотрели на него во все глаза.) Ловким тычком указательного пальца в пульт Пол покончил с муками телевизора, со стоном упал на кровать и потянулся за книгой, которую взял в библиотеке еще
4
Популярные комические оперетты с элементами сатиры; впервые были поставлены в театре «Савой» в 1875-1896 гг.; периодически возобновляются.
Новая досада. Вместо книги, которую, как он думал, он взял (с завораживающим названием "История моделей железных дорог, том II: 1927-1960 гг. "), ему выдали нечто совершенно иное: «„Савойские оперетты“ Гилберта и Салливана». Нахмурившись, он открыл книгу наугад: тексты песен и диалоги. О дальнюю стену он ее не швырнул, отчасти потому, что библиотечная, отчасти потому, что, учитывая его меткость, скорее всего промажет и разобьет окно, – зато со значительной силой бросил ее на пол. Потом подобрал снова и присмотрелся к корешку.
«Странно, – подумал он. – Как будто кто-то пытается мне что-то сказать, ко будь я проклят, если понимаю, что именно».
Он снова открыл книгу, однако в ней как будто не появилось ничего значительного или зловещего: подыгрывая себе на флейте, приходской священник пел про то, как, когда он был моложе, на него заглядывались девушка. «Повезло старику», – с тоской подумал Пол и снова швырнул книгу на пол.
И все равно было неспокойно: словно на него сверху вниз смотрела, лузгая семечки и подхихикивая потихоньку, целая галерка. Он встал, глянул на [5] часы и взялся за пальто. В кармане были банкнота в пять фунтов, еще две монеты по фунту и немного мелочи. В сущности, это все, на чем следовало дотянуть до конца недели, когда (будем надеяться) «Дж. В. Уэлс и К°» проявят человечность и переведут деньги на его счет в банке. И все-таки ему надо взбодриться, а еще выбраться из своей убогой квартирки. К чертям благоразумие! Он планировал поужинать хлебной коркой и остатками дешевого сыра под названием «Приманка для мышеловки», но – да пошло оно. Жизнь надо жить, ведь в могиле лежать очень долго. Пол решил прогуляться в магазин на углу и купить замороженную пиццу.
5
Сеть фирменных магазинов самообслуживания.
На улице было холодно, смеркалось. Только перейдя через дорогу, он обнаружил, что магазин закрыт. Такого он не ожидал. Все то время, что он здесь жил, табличку «Закрыто» в витрине мистера Сингха он видел лишь раз, утром прошлого Рождества. Пол посовещался с собой, что делать дальше. Он может пойти домой и, сэкономив деньги, посмотреть, сколько жизнеспособного сыра можно раскопать из-под мягкого коврика плесени, или прогуляться до «Теско». На одной стороне уравнения – резкий западный ветер и несколько предостерегающих дождевых капель, на другой – жалкий домашний очаг и готовые наброситься в любую минуту Гилберт и Салливан. Он решил сходить в «Теско».
Ради разнообразия тут было немноголюдно, можно сказать – ни души. Он не спеша поразмыслил у холодильника, выбирая между «Четыре сыра с тонкой корочкой» и «Высокой пепперони». После нескольких минут смятения Пол решил прибегнуть к Силе: положил обе пиццы назад, закрыл глаза и взял что придется. Очевидно, Сила желала, чтобы он купил «Пепперони», а значит, все не так уж плохо. Но... повернувшись к ряду касс, Пол оказался нос к носу с мистером Тэннером.
«Аарг», – вот и все, что он подумал, но сохранил это чувство в сердце, и от столкновения увернулся, точно завзятый фехтовальщик. На одно блаженное мгновение ему показалось, что мистер Тэннер его не узнал. (В конце концов, с чего бы? Не считая собеседования, лицом к лицу они сталкивались лишь однажды, и хотя эта встреча бередила память Пола, как воспаленный шрам, не было никаких причин, почему бы мистеру Тэннеру следовало запомнить именно его. Пол уже давно смирился с тем фактом, что он самый забываемый человек на свете со времен Как-там-его-звали.) Но тут голова мистера Тэннера повернулась, точно на шарнире, и Пол увидел, как его лицо расплывается в фирменной неприятной ухмылке.
– Будь я проклят! – воскликнул мистер Тэннер. – Что вы тут делаете?
В маленькой когтеподобной ручонке мистер Тэннер держал проволочную корзинку, в которой лежали бутылка хлорки, средство для мытья посуды, две губки, три упаковки травяного чая «Флора», шесть рулонов туалетной бумаги персикового цвета и средних размеров дыня. В другой руке у него был список, половина покупок вычеркнута красной ручкой. Почему-то от того, что в холодный субботний вечер жена мистера Тэннера послала его покупать туалетную бумагу и губки, он показался чуть менее зловещим: если не совсем человечным, то хотя бы относительно гуманоидным.