Переписывая прошлое: Как культура отмены мешает строить будущее
Шрифт:
Ключевой вопрос нынешних дебатов – перерастут ли обвинения, выдвинутые против западного канона, в диалектический (и, следовательно, плодотворный) конфликт, по итогам которого старый канон получит новую жизнь, или же этот канон просто исчезнет. Такое вполне возможно. В США и Европе уже закрываются кафедры классической филологии. Преподавание истории и литературы неуклонно утрачивает свою значимость.
Однако этот кризис гуманистической культуры никак не связан с культурой отмены.
Преподавание истории, литературы и искусства, то есть культуры-наследия, находится под угрозой со времен промышленной революции. Знания, подобающие церковной элите и аристократии, не следовало распространять среди простого народа. Это было как минимум бессмысленно. А то и опасно. (Зачем читать «Принцессу Клевскую», если тебе суждено стоять за стойкой {153} ?) Например, античные восстания рабов могли подать плохой пример пролетариям {154} . «Культурой сыт не будешь», – сказал один министр финансов {155} . А Барак Обама говорил работникам завода General Electric в Висконсине, что для молодежи профессиональное обучение может быть полезнее, чем диплом по истории искусства {156} . Ему вторит министр комплексных экологических преобразований (он,
153
В 2006 г. Николя Саркози, в то время кандидат в президенты Франции, дважды сослался на «Принцессу Клевскую» в выступлениях на встречах с избирателями. Лион, 23 февраля: «Как-то раз я развлекался – все развлекаются как умеют – тем, что изучал план собеседования на должность атташе по административным вопросам. Какой-то садист или идиот, решайте сами, включил в план беседу с соискателями о “Принцессе Клевской”. Не знаю, часто ли вам доводилось спрашивать у сотрудницы администрации, что она думает о “Принцессе Клевской”…» Париж, 10 июня: «В сфере государственной службы пора заканчивать с давлением собеседований и экзаменов. Однажды мне попалось кое-что очень увлекательное: программа оценки того, можно ли повысить референта в должности до старшего сотрудника. И представьте себе, какой-то садист включил в программу вопрос, читал ли соискатель “Принцессу Клевскую”… Не знаю, часто ли вы приходите в какое-нибудь учреждение и спрашиваете сотрудницу в окошке, читала ли она “Принцессу Клевскую”… В любом случае, я ее читал так давно, что с шансами провалил бы [sic] экзамен!» Стоит отметить гендерную характеристику: то, что это сотрудница, а не сотрудник, делает нелепость ситуации еще очевиднее в глазах Саркози.
154
Tocqueville 1951 (1835–1840), II, 68.
155
Речь идет о Джулио Тремонти. С тех самых пор этого бывшего министра кабинета Берлускони преследует злосчастная фраза, авторство которой он теперь отрицает. В любом случае, она четко соответствует сути его высказываний на межведомственном заседании, если верить газете La Repubblica (8 октября 2010 г.): «Чтобы облегчить человеческие страдания моего друга Сандро [Бонди, бывшего в то время министром культурного наследия], ‹…› я хотел бы ему напомнить, что вся Европа, даже Париж и Берлин, урезает финансирование культуры. Это очень прискорбно, ужасная ситуация, я понимаю. Но я хотел бы сообщить Бонди, что у нас кризис, не знаю, говорили ему или нет: культуру не едят».
156
«Уверяю вас, что люди могут заработать намного больше, став квалифицированными рабочими или пойдя в бизнес, чем получив диплом по истории искусства… При этом нет ничего плохого в том, чтобы иметь диплом по истории искусства. Я обожаю историю искусства, так что я не хочу, чтобы сейчас меня завалили гневными письмами. Я просто говорю, что можно хорошо зарабатывать на жизнь и сделать отличную карьеру, не учась четыре года в высшем учебном заведении, если только получить навыки и образование, которые будут востребованы».
157
O. Tosseri, «L’Italie leve le tabou du nucleaire», Les Echos, 23 декабря 2021 г.
158
«Весь вопрос в том, будем ли мы и дальше изучать Пунические войны, за двенадцать школьных лет возвращаясь к ним три или четыре раза, или изучим их один раз, зато начнем давать более продвинутое и современное образование, начиная с языков и цифровых технологий. Мы должны обучать молодежь профессиям будущего, например навыкам оператора цифровых технологий в области здравоохранения и энергетики. Специальностям, которые сегодня еще даже не существуют. А что мои дети изучали в школе? Пунические войны, как и я, а мне 56 лет, и я принадлежу к поколению, которое писало ручкой на бумаге».
Мы знаем, какую важную роль в жизни отдельного человека играет знание и понимание прошлого. То же самое справедливо и для общества. Для любого общества, будь то локальное сообщество, нация или население Земли, грамотное управление прошлым не менее важно, чем забота об окружающей среде. Это может быть не очевидно, но и то и другое представляет собой жизненно важный ресурс. И его неправильное использование, независимо от намерений – хороших или дурных, идеалистических или демагогических, – может привести к катастрофе.
Но капиталистический проект, власть которого над нашими обществами выражена заметнее, чем когда-либо (как подтвердил крах надежд, связанных с избранием Байдена), насмехается над грамотным управлением окружающей средой так же, как и над грамотным управлением прошлым. Если на то пошло, он насмехается над любым грамотным управлением. Его цель – общество, где каждый участвует в создании богатства на благо все более узкого меньшинства. Чтобы эта система функционировала как можно эффективнее, работники должны ощущать себя лишь винтиками в большой машине. Чтобы они могли восстановить силы после напряженного трудового дня, в их распоряжении есть всевозможные очень качественно сделанные развлечения, предоставленные системой: социальные сети, телевидение, сериалы, видеоигры, шопинг, музыкальная и спортивная индустрии и т. д. Эти развлечения отупляют их и зачастую поглощают значительную часть скудного заработка {159} . Системе нужны не активные граждане, а пассивные потребители. Не души, стремящиеся к свободе, а покорные тела.
159
См., напр., Biagini & Marcolini (ред.) 2019.
Ей требуются пешки – всего лишь пешки в их игре, как поет в своей песне Боб Дилан, – то есть взаимозаменяемые элементы, ценность которых обусловлена их количеством, а не какими-то особыми качествами, которые должны выполнять простые и предсказуемые действия: производить и потреблять. Неудивительно, что капитализм так тепло принял культуру отмены. Кто может быть более податливым, чем люди, лишенные памяти? Чтобы хорошо работать, пешка должна не думать, а исполнять.
Сегодняшний капитализм питается человеческим временем как гигантская машина, находящаяся в постоянном движении. Он существует в мире вечного настоящего и способен видеть лишь краткосрочную перспективу {160} . Отсюда его полная неспособность проецировать себя на будущее: защищаться от пандемий, многократно предсказанных учеными, быстро и решительно их искоренять, реформироваться, чтобы сохранить жизнь на Земле. «История? Мы все умрем». Так, со свойственным ему простодушием, сформулировал капиталистическое видение истории один из типичнейших представителей
160
Hartog 2003. Мне откровенно жаль, что Хартог не сумел соотнести описанный им «презентизм» с капиталистическим проектом.
161
См., напр., R. Merry, «George W. Bush: Still the Worst», Salon, 29 июня 2012 г.
162
«L’hommage silencieux de Francois Hollande a Jean Jaures», Les Echos, 31 июля 2014 г.
163
D. Cosnard, «A Paris, Mairie et manifestants celebrent la memoire de la Commune», Le Monde, 19 марта 2021 г.
Для капиталистического мироустройства культура – в лучшем случае громоздкий багаж, а в худшем – помеха прогрессу. А все потому, что эта неисчерпаемая сокровищница исторического опыта, мифов, философских теорий, шедевров поэзии, изобразительного искусства и музыки, дающих человеку ключи к миру, где он живет, стимулируют критическое и творческое мышление и открывают доступ к эстетической вселенной, сила и красота которой могут наполнить жизнь смыслом, а то и спасти ее. Тот, кто прикоснулся к этой вселенной, понимает, что он вовсе не винтик в механизме, а то странное и неуловимое, упрямое и неукротимое нечто, имя которому – душа. Чаще употребляются более скромные слова: разум, психика, личность, субъектность. Но я предпочитаю самое простое – душа.
Это слово перестали произносить. В этом заключается одна из великих побед капитализма: он убедил людей, включая самых ярых своих противников, что они состоят только из материи и материальных интересов. Однако (и большинству обществ до нас это было известно) главное в человеке – его душа. Она, словно ветер, невидима и проявляется только в своих действиях {164} . Она сразу видна у детей, пока травмы, запреты и последствия строгого воспитания не скрыли ее от смотрящего {165} . Душа – прежде всего игровое, эстетическое и эпистемологическое понятие. Мы хотим играть и творить, чувствовать и удивляться, искать и понимать. И все это вместе с другими, а не в одиночку. Жизнь души вмещает в себя другого. Душа говорит Вселенной словами Марка Аврелия: «Я люблю то же, что и ты» {166} . Именно эта жизнь души оживляет человека, заставляет его чувствовать себя собой, чувствовать себя живым. Легко понять, почему спасение культуры-гуманизма – такая же насущная задача, как спасение экосистемы.
164
См. Лукреций, I, 271–297.
165
Здесь я вдохновляюсь ответом Леонарда Бернстайна Джонатану Котту (Cott 2013, 72–74), который спросил, цитируя исследование психолога Говарда Гарднера, разумно ли было потратить столько времени своей жизни на объяснение музыки детям.
166
X, 21: «Поэтому я говорю миру: “Я люблю то же, что и ты” (sunero)». См. также VII, 57.
Становится понятна и причина, по которой отказ от прошлого так важен для капитализма. Триста лет назад Бернар де Мандевиль, чья «Басня о пчелах» стала одним из священных текстов капитализма, написал следующее:
«…Самым надежным богатством является огромное число трудолюбивых бедняков. ‹…› Чтобы сделать общество [здесь Мандевиль имел в виду тех, кого мы сегодня назвали бы «1 % населения»] счастливым, а людей довольными в самых жалких обстоятельствах, необходимо, чтобы огромное число их были невежественны, а также бедны. Знание увеличивает наши желания и умножает их число, и чем меньше желаний у человека, тем легче удовлетворить его самые неотложные потребности» {167} .
167
B. de Mandeville, The Fable of the Bees, 5e edition, 1728, Remarks, с. 212–213, 328. Цит. в Marx, Le Capital, Septieme Section, XXV, I // Marx 1965, 1124.
Мандевиль проговорил то, о чем втайне думают политики, постепенно убирающие из школьных программ всякую пищу для души. Понятно, почему столь многие крупные компании встречают культуру отмены с распростертыми объятиями. Ее приверженцы действительно могут нанести решающий удар по культуре-гуманизму. Но одновременно они ударят по себе самим.
Все знают историю про Кота в сапогах. «Было у мельника три сына, и оставил он им, умирая, всего только мельницу, осла и кота. Братья поделили между собой отцовское добро. ‹…› Старшему досталась мельница. Среднему – осел. Ну а уж младшему пришлось взять себе кота. Бедняга долго не мог утешиться, получив такую жалкую долю наследства». Однако дальше выясняется, что он не такой уж невезучий. С помощью головокружительной серии ловких трюков Кот устраивает брак своего хозяина, которого он выдает за некоего маркиза де Карабаса, с дочерью короля.
Но я хотел бы поговорить о финальном эпизоде сказки. Кот попадает в прекрасный замок, где живет «один очень богатый великан-людоед», просит великана превратиться в мышь и съедает его. А потом выходит встречать короля, который как раз едет мимо с принцессой и хозяином Кота: «Добро пожаловать в замок маркиза де Карабаса, ваше величество!»
Тем временем «в большой зале ‹…› приготовлен великолепный ужин. Как раз в этот день людоед пригласил к себе приятелей, но они не посмели явиться, узнав, что в замке гостит король». Этим роскошным обедом сказка и заканчивается.
Можно усмотреть в этом параллели с нашим временем. Европейская культура-наследие – это замок людоеда. Будучи свидетельством «усилий великих гениев, создававших [ее]», она, подобно замку, прекрасна, богата и великолепна. Будучи документом варварства, она, как и замок, представляет собой элемент чудовищного порядка, существовавшего при людоеде. Сегодняшнее поколение находится в том же положении, в котором оказался герой сказки: они стали хозяевами замка, покинутого людоедом. Ибо людоед, повелевавший европейской культурой, исчез, оставив после себя замок с бескрайними землями и великолепным обедом. Выбор прост: разрушить замок, потому что им владел людоед, или – подобно героям сказки – с удовольствием жить в нем и использовать его иначе. Например, в нем можно устроить базу для вылазок против других людоедов, которые все еще живы-здоровы и угрожают жизни людей, причем весьма достойных.