Переплетения

Долматова Ольга

– Так для всех будет лучше.

– Что лучше, о чем вы?

– Так будет лучше.

– Что лучше? О чем вы говорите?

– Я мешаю вам, живу у вас, не знаю, кто я и кто мои родные.

– История, которая случилась с вами конечно удивительна, но вы нам не мешаете. Нужно время, чтобы разыскать ваших родных. Я отписал городовому и всем своим знакомым, вот увидите, мы обязательно все узнаем.

Девушка понимала его слова, она их слышала, но, как быть, не знала. Почувствовав ее замешательство, Тимофей Васильевич осторожно спросил:

– Что

заставило вас именно сегодня уйти?

– Ничего, – опустив глаза ответила она.

– Точно ничего не произошло? Я ведь вижу, Анна, что-то вызвало ваш сегодняшний побег.

– Я не убегала.

– Тогда как можно объяснить ваше поведение? Что произошло?

– Ничего.

– Опять ничего. Вас кто – то обидел?

– Нет.

– Кто-то что-то сказал в ваш адрес? Анастасия Серафимовна точно не могла.

– Нет, нет. Анастасия Серафимовна совсем ни при чем.

– Тогда кто? Кто при чем?

Анна не решалась ответить.

Кто? – повторил свой вопрос Тимофей Васильевич.

Не услышав ответа, он как будто догадался, в чем дело.

– Боже мой, Анна. Вы слушаете сплетни дворовых баб, неужели вы серьезно к ним относитесь?

Анна отвернулась, заметив уроненный платок, подняла его.

– Вот что, дорогая, моя ошибка в том, что я не довел до вас информацию о поисках ваших родных. Но обещаю вам сообщать все полученные сведения, в свою очередь обещайте мне больше не сбегать.

Развернув девушку к себе лицом, Тимофей Васильевич твердо повторил:

– Обещайте.

Анна молчала

– Обещайте, – настаивал Летлинский.

Девушка продолжала молчать. Он тряхнул ее за плечи и снова потребовал: «Обещайте.»

– Обещаю, – еле слышно ответила Анна.

Но он услышал ответ и широко ей улыбнулся.

– Но вот и славненько, а теперь едемте домой.

Посадив девушку на коня, он с легкостью на него запрыгнул и отправился спокойным шагом в обратный путь.

Слегка прижимая одной рукой девушку, он посматривал на неё с высоты своего роста.

Ее необыкновенно белая кожа, волнистые волосы, рот, напоминающий плод зрелого граната, ласкали его взор. В ее облике, несмотря на скромность, было что-то притягивающее и чувственное.

Он сам не заметил, как пришпорил жеребца, сердце его учащенно забилось, он потянул за поводья, невольно крепче обняв девушку. Та попыталась уклониться, но только откинулась ему на грудь, и, смутившись, затаила дыхание. В голове его мелькали мысли одна безумнее другой. Вот он, этот момент, о котором он так долго мечтал. Неужели он не воспользуется им?

Лес кончился, и впереди замаячила усадьба.

А живешь только раз, и жизнь проходит, проходит… Мысли сменяли одна другую и неслись в его голове с бешеной скоростью.

Тимофей Васильевич резко развернул коня и устремился обратно в березовые заросли почти галопом. Остановившись, он соскочил, мгновенно стащив Аннушку, и начал ее целовать, не задумываясь о последствиях.

Девушка извивалась, пыталась вырваться из его объятий, что оказалось

весьма затруднительным, и в конце концов она успокоилась и утонула в охватившем ее бушующем море страстей.

***

Анна переживала никогда не испытанное ею ранее душевное состояние. Иногда ей хотелось летать, но порой волна страха накрывала ее, и от этого она обращалась к Господу, прося то прощения, то наставлений.

Порой ей казалось, что счастливее ее нет никого, и вдруг это состояние резко менялось, и она чувствовала всю мучительность своего положения, но в то же время не могла подавить в себе вспыхнувшую страсть. Если бы ей кто-нибудь раньше рассказал, что она не будет испытывать стыда за совершаемые ею действия, она никогда бы не поверила этому человеку, более того, стала бы его опасаться. Но трудность ее настоящего положения не только не угнетала, а придавала налет волшебства, вопреки полученному воспитанию. Каждый раз, когда она упрекала себя за недостаточный с ее стороны отпор в тот роковой день, она тут же вспоминала, как Тимофей ее целовал, и сознание уносило в сладостные мгновения, после чего чувство стыда испарялось и не напоминало о себе.

Вечером следующего дня Летлинский осторожно пробрался через сад к открытому окну ее комнаты. Прислушавшись, он обогнул домик и вошел в парадную дверь.

Девка, приставленная к Анне, спала в своей комнатенке на сундуке, рядом со входом, и поскольку сон ее всегда был чрезвычайно крепкий, она не то что барина – оркестр, играющий над ней, не могла бы услышать. Прикрыв дверь в каморку, Летлинский легонько постучался и вошел в спальню Анны. Она замерла на кровати от неожиданности и не двигалась от страха. Вжавшись в кровать и натянув одеяло, девушка, перепуганная, готова была закричать, зовя на помощь все поместье.

Тимофей Васильевич, увидев испуг девушки, остановился.

– Что с тобой? Испугалась?

– Да, немного.

– Немного. Да ты дрожишь вся, – подойдя к ней, он поцеловал девушку.– Какая ты хорошенькая, Аннушка.

Она не двигалась, боясь пошевелиться, и не знала, что делать. Глядела большими, по-детски испуганными глазами и чувствовала, что дрожит.

– Аннушка, дорогая моя, поверь мне. Я никогда не испытывал ничего подобного. Думаю о тебе, живу в предвкушении увидеть тебя. Ты мне нужна, – взяв ее руку в свою, он прижал к своему сердцу и замер.

– Так сильно бьется ваше сердце, – в смятении заметила Анна. Хотя в этот момент ее сердце готово было вырваться из груди.

– И душа моя стонет.

Он наклонился и поцеловал ее.

– Не хочу от тебя уходить. Позволь, я останусь.

Анна молчала. Молчанию ее способствовало замешательство. Она действительно не знала, как ей быть. С одной стороны, понимая, что барин должен уйти, с другой стороны, она желала его поцелуев, его любви.

Тимофей Васильевич на миг отстранился от нее, и Анна, обеспокоенная его возможным предстоящим уходом, протянула свои руки к нему.